Красные моря под красными небесами

– А над ним ставят грот-марсель и грот-брамсель, – продолжил Кальдрис. – Но мы пока грот-реем ограничимся. И если вам под теплым дождичком невмоготу, представьте себе, каково здесь, когда корабль по волнам мотает, как быка на случке.

– Еще хуже будет, если какой-нибудь урод отсюда мне на голову сверзится, – шепнул Жан Локку.

– Вот мне, к примеру, сюда часто влезать придется? – спросил Локк.

– А что, у вас зрение очень острое?

– Нет, обычное.

– Ну, тогда вам тут делать нечего. Капитану на шканцах быть полагается. Захотите что-то разглядеть – берите подзорную трубу. А на марсе пусть дозорный сидит.

Чуть погодя дождь усилился, загрохотал гром.

– Все, спускаемся, – заявил Кальдрис. – Нечего без надобности терпение богов испытывать.

Локк с Жаном спустились на палубу без особых усилий, а вот Кальдрис долго не мог отдышаться и со стоном разминал левую руку:

– Стар я уже по мачтам лазать. Хвала богам, что место штурмана тоже на палубе.

В небе раскатисто громыхнуло.

– Ну, пойдемте в капитанскую каюту, – сказал Кальдрис. – Сегодня по книгам да по картам будем науку постигать, вам же это больше всего по нраву.

10

К концу третьей недели обучения у Локка с Жаном зародилась робкая надежда, что наемных убийц к ним больше подсылать не будут. Меррена с отрядом гвардейцев сопровождала приятелей по утрам, а вечером им дозволялось выходить на прогулку – при оружии и не дальше набережной в Арсенальном квартале, где находились питейные заведения, облюбованные солдатами, офицерами и моряками; там засады не устроишь.

В Герцогов, точнее, в Приоров день, как его именовали веррарцы, в десятом часу вечера Жан обнаружил приятеля за столиком в глубине таверны «Тысяча дней». Перед Локком стояла початая бутылка крепленого вина. В просторном, ярко освещенном зале толпились посетители, в большинстве своем моряки: офицеры сидели за лучшими столиками, у стен, увешанных вымпелами веррарских линейных кораблей, простые матросы расположились за столами посредине, а случайные посетители, как и Локк, ютились в глубине.

– Я так и знал, что тебя здесь отыщу, – сказал Жан, усаживаясь напротив друга. – Ты чем это занимаешься, а?

– Тружусь, не видишь, что ли? – Локк ухватил бутылку за горлышко и постучал по столешнице. – Вот мой молот, а вот и наковальня. Если постараться, то можно придать мозгам весьма любопытную форму.

– А по какому случаю?

– Да так, захотелось развеяться. Надоело быть вымышленным капитаном призрачного пиратского корабля, – напряженным шепотом заявил Локк.

Жан сообразил, что приятель еще не пьян, но твердо намерен упиться вусмерть.

– У меня в голове ма-а-аленькие кораблики друг за другом гоняются и придумывают все новые и новые словечки для всякой херни на палубе, – пояснил Локк, отхлебнул вина из горлышка и предложил бутылку Жану, который молча помотал головой. – А, ты без продыху «Практический лексикон» изучаешь…

– Не совсем. – Жан повернул стул спинкой к стене, чтобы лучше видеть посетителей в таверне. – Я сочинял покаянные послания Дюренне и Корвальер, извинялся, что мы в «Венец порока» давно не заглядываем. Они каждый день на гостиный двор записки присылают, хотят узнать, когда мы дадим им отыграться.

– Хоть и невежливо разочаровывать прекрасных дам, – сказал Локк, – но сегодня я отдыхаю. От всего – и от чертогов удачи, и от архонта, и от Дюренны, и от «Лексикона», и от мореходных таблиц, и от высшей математики… Только простая арифметика: один стакан, плюс второй стакан, плюс третий стакан в сумме дает пьян. Посиди со мной часок… или два. Тебе ж наверняка выпить хочется.

– Хочется, конечно. Вот только завтра Кальдрис нас снова гонять начнет, а на трезвую голову его уроки проще усваивать, чем с похмелья.

– От его уроков в голове не проясняется, наоборот, все еще больше запутывается. Как за месяц пять лет морской премудрости постичь? У меня и так ум за разум заходит. Я сегодня на рынке перечную дыню покупал, торговка спрашивает, мол, вам какую, а я ей и отвечаю: «Ту, что прямо по курсу!» Представляешь, мой собственный язык, предатель этакий, мореплавателем решил заделаться!

– Да, для обычных людей все эти моряцкие словечки мало чем отличаются от бормотания безумца… – Жан вытащил из кармана очки и, нацепив их на нос, поглядел на надпись, вытисненную на бутылке, – дешевое анскаланское, такое пьют не ради удовольствия, а чтобы забыться. – И пользуются ими весьма замысловато. Вот, к примеру, взять какую-нибудь веревку на палубе… В Покаянный день ее называют тросом, а после третьего часа пополудни в Праздный день именуют не иначе как полуходовым шкентелем с мусингами, а в полночь Престольного дня она отчего-то превращается в шкимушку, при условии, что небо ясное, а если идет дождь, то…

– Да, а если идет дождь, то надо быстренько раздеться и сплясать нагишом вокруг бизань-мачты! О боги… Жа… Жером, если я еще хоть раз услышу «Брасопь его кофель-нагелем через подветренный кливер на траверзе штирборта», вмиг горло перережу, не посмотрю кому. Даже Кальдрису. Все, на сегодня с моряцкими словечками покончено.

– О, да ты уже под триселями!