– В Салон-Корбо один закон – как графиня Сальеска повелит, так тому и быть, – сказала Лавриса. – Гостям ее все дозволено, им на забаву Потешные войны устроены, а запретов никаких нет – с бедняками и простолюдинами как хотят, так и обращаются. Вы просто никогда не видели, каковы знатные господа на самом деле, без притворства. Им на всех плевать… Знаете, откуда у нас Шустрик? Парнелла случайно увидела, как какая-то знатная дама велела новорожденных котят усмирить, чтобы ее сыночку сподручнее было невинных тварей мучить. Он их ножом тыкал… За ужином скучно стало, вот и развлекался. Так что, господин Фервайт, добро пожаловать в Салон-Корбо. Житье здесь беззаботное… на первый взгляд. Вы нашей работой довольны?
– Да, – медленно произнес Локк. – Вполне доволен.
– Не сочтите за дерзость, господин Фервайт, прошу вас, послушайте моего совета – забудьте о Потешных войнах. Представьте себе, что этой проклятой забавы попросту не существует. Мы все так делаем…
– Ах, сударыня, я… Я постараюсь, – пообещал Локк.
Разумеется, своего обещания Локк не сдержал. Утром, днем и вечером он стоял в галерее один-одинешенек, от угощения отказывался, знакомств ни с кем не искал. В ложах сменялись зрители, на арене шли потешные бои, а изощренные издевательства тянулись бесконечной чередой. Иногда побои и удушения оканчивались плачевно: демоны, увлекшись, наносили своим жертвам тяжкие увечья. В особо безнадежных случаях, дабы не затягивать мучений несчастных, им милосердно проламывали череп под аплодисменты восхищенных зрителей.
– О Многохитрый Страж, – пробормотал Локк, когда увидел это в первый раз, – хоть бы священника какого-нибудь позвали…
Он догадывался, что с ним происходит. В глубинах сознания, как в темной пучине сонного озера, беспокойно ворочалось чудовище, пытаясь вырваться на свободу. Каждое мучительное унижение, каждое жестокое наказание, порожденное извращенным воображением избалованных чад под одобрительные смешки заботливых родителей, придавали чудовищу новые силы; беснующаяся тварь пыталась сокрушить и осмотрительность Локка, и дальновидный трезвый расчет, и твердое намерение во всем придерживаться задуманного.
Локк нарочно разжигал в себе злобу, чтобы, словно невзначай, поддаться на уговоры чудовища.
Прежде Каморрский Шип был вымыслом, личиной, которую Локк лишь по необходимости применял для воровских проделок, однако сейчас призрачный вымысел словно бы обретал плоть, превращаясь в неуемного алчного монстра, и все настойчивее требовал, чтобы Локк нарушил заповеди своей веры.
«Выпусти меня, – шептал призрак, – выпусти на свободу! Богачам – назидание. Я им такой урок преподам, что они его надолго запомнят…»
– Прошу извинить меня, сударь, за то, что нарушаю ваше уединение… Позвольте осведомиться, отчего Потешные войны не доставляют вам удовольствия?
Локк, погруженный в унылые размышления, только сейчас заметил, что в галерее появился еще один посетитель, лет на пять старше Локка, – загорелый стройный мужчина с длинными каштановыми кудрями и аккуратной бородкой клинышком. Бархатный камзол, отороченный серебристой парчой, обтягивал широкие плечи; в руках, заложенных за спину, незнакомец держал длинную трость с золотым набалдашником.
– Ох, простите, я не представился – Фернанд Генруза, барон третьей креации, из Лашена.
О приобретении лашенского титула барона третьей креации как раз и подумывали Локк и Жан, обсуждая грядущий отход от дел.
Локк коротко поклонился:
– Мордави Фервайт, ваша милость. Из Эмберлена.
– О, так вы негоциант?! И наверняка преуспевающий, иначе бы отдыхать сюда не приехали. А в чем же причина вашего недовольства?
– С чего вы взяли, что я недоволен?
– Вы стоите здесь в одиночестве, к угощению не притрагиваетесь и на каждую битву Потешных войн взираете с таким выражением, будто… будто вам горсть угольков в подштанники всыпали. Я вас из своей ложи несколько раз видел. Вы проигрались? Я с удовольствием поделюсь с вами своими наблюдениями о том, как лучше всего делать ставки в Потешных войнах.
– Спасибо, ваша милость, но я ставок не делаю. Я просто… смотрю и остановиться не могу.
– Очень странно. Значит, вам не нравится?
– Нет, ваша милость, не нравится.
Локк, сглотнув, обернулся к барону Генрузе. Правила приличия запрещали Мордави Фервайту, низкородному торговцу и к тому же вадранцу, перечить знатным особам, пусть даже и с купленными титулами, а уж тем более заводить с ними разговор о неприятных вещах, однако же Генруза сам потребовал объяснения. Локк, не представляя, какой ответ удовлетворит барона, опасливо начал:
– Вам никогда не доводилось видеть разбитую карету на дороге? Или человека, попавшего под лошадь? Жуткое зрелище – изувеченные тела, кровь, обломки, – а глаз от него не отвести.
– Нет, не доводилось.
– Прошу прощения, ваша милость, но, по-моему, именно это вы трижды в день имеете удовольствие лицезреть из вашей ложи.
– Ах вот как?! По-вашему, Потешные войны – предосудительное зрелище?
– Скорее, жестокое зрелище, ваша милость. Слишком жестокое.