Красные нити

Это была старая квадратная фотография, сделанная, судя по всему, в начале девяностых. Общее фото школьников с учителем на фоне фотообоев с изображением леса. Детям около семи. В центре — учитель, и им был… профессор Писарский! На фото он в строгом деловом костюме. Блин, да это же не школа, это интернат! Я сразу узнал себя на снимке. Третий слева, с футбольным мячом в руке. Я нахмурился, пытаясь вспомнить тот момент. В памяти никаких записей. Подняв взгляд на Кочеткова, спросил:

— Зачем ты мне это показываешь?

— Ты нашел там себя?

— Нет. Я не знаю, что это за фотография, — соврал я.

— Это интернат для особо одаренных детей. Научно-исследовательский институт прикладной гуманологии. Находится в Санкт-Петербурге. Это название тебе ничего не говорит?

Я снова посмотрел на фото. Нашел там Кочеткова. Найти его было нетрудно. Он был мальчик с оранжевыми глазами, хулиганским лицом и пистолетиком в руке, стоял рядом с Писарским.

Я передал фото Денисову, отвечая на вопрос:

— Ни о чем не говорит.

— А я вспомнил, откуда знаю твое лицо. Ты ведь тоже там был. Ты был самым младшим, поэтому сверстники тебя время от времени… чмы… обижали. Писарский за тебя заступался. Мы тебе даже клички дали — «Пипирка» и «Пустышка». Сегодня вас не убили только потому, что я тебя узнал. Такие, как мы с тобой, — братья и уникальные люди. Мы семья. Из тех пятнадцати детей, что на фото, мало кто остался в живых. А ты, вот смотрю, не только не умер, а в жизни чего-то добился. В ФСБ работаешь.

Во как заговорил, гад! Интересно, что случилось с остальными? Любопытство меня разрывало изнутри. Кочетков, как будто специально, молчал, ожидая, что я задам вопрос. Я не сдержался и спросил:

— Что с ними стало?

— Ну… по-разному у всех. Кого-то здоровье подвело, ведь эксперименты, которым они подвергались в интернате, не способствовали улучшению здоровья. Кто-то просто исчез без следа. Но большинство умерли из-за болезней: слабый иммунитет, отказ органов и все такое… Я тут навел кое-какие справки и узнал, что в живых осталось шесть человек. И вот сегодня мы с тобой встретились. Занимательно, ведь так? Ну, так что, узнал себя на фотке?

— Нет, меня там нет. Я никогда не был в интернате, — ответил я.

Николай вернул снимок на стол и поднял взгляд на Гарика:

— Хочешь сказать, у тебя есть особенные способности? И какие же интересно?

Кочетков загадочно промолчал. Сгреб фотографию со стола и кинул в стол. Потом нажал кнопку на интеркоме и дал команду зайти. Один момент и «пофигист» вошел в кабинет.

— Сопроводи их на проходную. Наш конфликт исчерпан, — и бросив взгляд на Денисова, спросил:

— Ведь так?

— Так, — кивнул Николай.

Пофигист вывел нас на улицу, там был день, как всегда, пасмурный и дождливый. Подошли еще несколько человек, подъехал фургон. Нам надели мешки на головы, затолкали в машину и повезли в неизвестность. Долго мы не ехали — не больше пяти минут. Нас выволокли наружу и заставили встать на колени. Когда с меня стянули мешок, я огляделся. Вокруг нас раскинулась небольшая поляна, окруженная северным лесом. Под коленями влажный мох, над головой нависали свинцовые тучи, моросил холодный дождь. «Пофигист» достал пистолет. Я кинул взгляд на остальных бойцов ЧВК. Четверо, все вооружены, все экипированы. Похоже, наши проблемы только начинались.

— Особый, даже не думай! Всех не успеешь положить, — сказал «пофигист».

— Мы с Кочетковым уладили наш конфликт, — произнес Денисов. — Ты слышал, что он тебе сказал? Нас отпустить. Нарушишь приказ?

— Нет. Официально все считают, что я вас отпустил. А почему вы оказались тут с простреленными головами, пусть менты разбираются.

— Зачем тебе это? — спросил я, чувствуя, как холодный пот стекает по спине.

— А рожи мне ваши не нравятся, — ответил «пофигист». Затем поднял на Николая пистолет и замер в такой позе, будто смакуя момент. Я заметил, что Николай закрыл глаза и стал ждать выстрела. Меня на прицеле держали сразу трое бойцов, и я понимал, почему ко мне такое особое отношение. Смешно было то, что я был совсем не тот, кем они меня считали. По крайней мере, в данный момент я был совершенно обычный человек без каких-либо сверхспособностей. Несколько секунд ничего не происходило, от ужаса у меня даже онемели ноги. Я подумал: «Неужели это наш конец? Вот здесь в северном лесу под хмурым небом? В сырости и холоде? Столько всего пережили в Геленджике, и вот так просто и глупо погибнуть! У судьбы есть чувство юмора, ёшкин крот!»

В густой тишине раздался щелчком предохранителя, и я увидел, как «пофигист» усмехнулся, а затем опустил пистолет:

— Еще раз сунетесь в квартиру шефа или я увижу вас возле НИИ — хана вам! Базар будет другой! — Он бросил перед нами наши телефоны. Затем сел со своими людьми в фургон, и они уехали прочь. Я и Денисов постояли на коленях какое-то время и поднялись на ноги.

— Сначала нас чуть не шлепнули в доме Гора, теперь — здесь. Кучно пошло. За две недели многовато, — проговорил я, отряхивая штаны от прилипших кусочков мха. — Тебе так не кажется?