Красные нити

Меня угнетало тягостное чувство чудовищной несправедливости и осознания безнаказанности всякого рода подонков в человеческом обличии!

Когда мне, наконец, разрешили уйти с сцены я, сама не своя от новых сведений, поднялась на зрительскую трибуну и села рядом с Мироном.

Зубатый, явно красуясь перед друзьями и (ну, конечно же!) перед парнями нашей школы показательно обнял меня и поцеловал в щеку. Я перевела взгляд на Ореста, и тут же отвернулась, потому что Гольшанский опять смотрел на меня. Пока Станислав Владимирович заканчивал свою речь, Орест продолжал пялится на меня и странно ухмыляться. Он ведёт себя так, как будто что-то такое знает, о чем я даже не догадываюсь.

После праздничной речи, трибуну быстро убрали, Гольшанский и его свита уселись вместе с директором на обособленных местах, в первых рядах. А на поле вышли судьи и несколько старшеклассников, они быстро приготовили пол к баскетбольному матчу.

Я заметила Лерку и Лёву, которые сидели на другой зрительской трибуне. Лерка что-то быстро говорила Синицыну, а тот с недовольным выражением лица молча кивал. Перехватив мой взгляд, Лерка немедленно и взволнованно замахала мне в ответ. Я, вымученно улыбнувшись, все ещё ощущая на себе пристальный взгляд Ореста Гольшанского, помахала ей в ответ. Я старалась не думать о том, как выгляжу в глазах всей школы, сидя на трибуне болельщиков противоположной команды. Я очень искренне надеюсь, что меня за это потом не повесят.

Когда поле было готово, главный судья жестом показал игрокам обеих команд, чтобы они готовились. Мирон и остальные «аллигаторы» поднялись со своих мест, снимая куртки с гербами. Их тренер ободряюще захлопал в ладоши:

— Так собрались! Никому не расслабляться!

Мирон, уже в майке и шортах, наклонился ко мне для поцелуя. Я, застеснявшись сперва подалась назад — мало того, что я села на другую трибуну, так ещё и показательно целуюсь с игроком команды-противника.

Но, потом я передумала:

— «Ой, да и ну и что! Пусть думают, что хотят!..»

Я сама подалась вперёд и позволила Зубатому поцеловать меня. Поцелуй вышел долгим, жарким и гораздо более откровенным, чем мне бы хотелось. Ну и пусть.

Мирон счастливо улыбнулся мне и побежал на поле к своим. Я смотрела на него, жизнерадостного и улыбающегося, и его счастье передавалось мне. Я чувствовала на себе десятки возмущенных взглядов с противоположной трибуны, но мои отношения с моим парнем их не касаются. А баскетбол — это спорт, а не война (хорошо бы ещё, чтобы все это знали и понимали).

Через несколько секунд прозвучал свисток судьи, и игра началась.

Матч проходил бурно, с яростными и громкими криками на обеих зрительских трибунах.

Я опасалась смотреть в сторону Ореста, я боялась вновь поймать на себе его взгляд. Но я не могла его не чувствовать. Казалось, Орест Гольшанский, каким-то непостижимым образом мог касаться меня взглядом. И от этих мыслей становилось страшно. Страх вязкой тяжелой массой наваливался на меня, затуманивал сознание и стискивал легкие.

Но я показательно радовалась, иногда кричала вместе с другими болельщиками «аллигаторов и старательно аплодировала, когда Мирон забрасывал мяч в кольцо. В кольцо сборной по баскетболу нашей школы. М-да… Чувствую, я за это, позже, непременно поплачусь.

Аллигаторы выиграли. Нет, не просто выиграли это, был разгром!

Семьдесят два — двенадцать. Полное уничтожение сборной двести восемьдесят второй школы. Если у нас воспримут это слишком болезненно я, пожалуй, «заболею» на недельку, чтобы ни у кого не возникло соблазна вымещать на мне раздражение за проигрыш наших баскетболистов.

Когда игра закончилась, трибуна, на которой я сидела, взорвалась победными криками и аплодисментами. Кто-то даже взорвал над головам несколько хлопушек, засыпав ряды со зрителями, разноцветными блестящими конфетти.

Мирон на радостях, заключил меня в свои объятия. Обнимая Зубатого я старалась не обращать внимание на плотный, солёный запах пота, который его окружал. ОН был так счастлив и так радовался своей победе, что я не посмела от него отстранится или, тем более, указать ему на его конфуз.

— Ты видела?! Видела, как я забросил последних два мяча?! А?! — восторженно, с нескрываемой радостью, спросил меня Мирон

Его глаза горели, светились счастьем. Он весь сиял, как и вся их команда. Команду и болельщиков аллигаторов охватила победная эйфория.

После игры я хотела поговорить с Лерой и Лёвой, мне нужно было многое им рассказать. Но мне пришлось остаться с девушками других баскетболистов, пока сами «аллигаторы» отправились в душ.

— А твой сегодня молодец, — с какой-то хитроватой улыбкой, заметила стоящая рядом со мной Инга.

Сегодня она была одета куда проще, чем на прошлом матче «аллигаторов», в полосатый пуловер и тёмные джинсы.

— Да, видно у него было вдохновение, — согласилась я.

— Интересно, — лукаво протянула Инга, — что, или может, кто его так вдохновил? А?

Я смущенно улыбнулась, и отвела взор.

— Знаешь, — проговорила вдруг Инга, — ты совсем не похожа на других девушек Мирона.