Красные нити

— Достаточно много, господин Гольшанский. Например, я знаю, что вы пытались убить Людмилу Елизарову…

— Я её убил! — прорычал Сильвестр и чуть наклонился ко мне.

Я увидела, как Стас дёрнулся, но я, незаметно для Сильвестра, остановила его движением руки.

— Нет, — ответила я, глядя на своё отражение на радужках глаз Гольшанского. — Вам помешала волчица, которая напала на вас.

И тут глаза Сильвестра округлились от удивления. Но, надо отдать должное. Он сумел быстро взять себя в руки.

— Что ты несёшь?! Какая ещё волчица?!

— Та самая, — чуть улыбнулась я, — которая отобрала у вас ключи от автомобиля и убежала с ними в лес.

Сильвестр начал бледнеть. Но упрямо продолжал сохранять остатки самообладания. Он крепче, чем я думала. Обычно, когда людям говорят в лицо некую правду, о которой, как они думали, никто не знал, это всегда шокирует и сбивает с толку.

А уж качество и продолжительность шока зависит от значимости тайны, которую раскрыли перед человеком, что хранил её.

Как правило, чем страшнее или невероятнее раскрытый секрет, тем глубже потрясение.

— Ну и фантазия у тебя, девочка, — проговорил Сильвестр.

Но едва-едва подрагивающий голос Гольшанского выдавал его состояние.

— Уверены? — я чуть подалась вперёд.

Сильвестр смотрел мне в глаза и в этот раз его лицо буквально перекосило.

— Не может быть… — шепнул он едва слышно.

Он тут же отстранился и затряс головой, словно пытаясь отогнать какое-то наваждение.

Стоящий рядом Стас тоже слушал с неослабевающим внимание — историю про волчицу он уже знал, но без особых подробностей.

— Раненая вами Людмила сбежала от вас же в лес, — продолжала я, — вы кричали ей вслед…

Я нахмурила брови и потом, вспомнив, проговорила:

— «Ты подохнешь здесь! В этом лесу! Тебя даже не найдут, грязная шл**а! Дрянная ты подстилка!»

Я внимательно следила за лицом Сильвестра. Гольшанский буквально пожирал меня взглядом.

— Что за фокусы? — прорычал он. — Вы что… вы что следили за мной? Как? Каким образом?!

— Это не важно, — вмешался Стас. — Сейчас имеет значение, чтобы вы сказали правду.

— Правду? — скривился Сильвестр. — Какую ещё правду?! Вы и так уже знаете, гораздо больше, чем я думал!

— И даже больше, — вздохнув, добавила я.

Гольшанский снова уставился на меня.

— Вы помогали Портному в совершении преступлений, — продолжала тихим и грустным голосом.

— Что за чушь?!

— Вы даже принудили Нифонта Алсуфьева помогать вам в этом — шить платья для ритуалов, которые проводил убийца.

— Что?! Причем тут ещё Алсуфьев? Он начальник службы безопасности в моем банке…

— И по совместительству ваш внебрачный сын, — вставила я.

Сильвестр буквально подавился воздухом.

— Однако вас всегда раздражал факт его существования, — беспощадно, но с печалью в голосе продолжала я. — вы заставляли себя смирится с тем, что вы являетесь его отцом.

Я сделала небольшую паузу.

— Однажды Нифонт назвал вас отцом, и вы ударили его, и накричали… Вы тогда сказали… «Ты родился от меня, но лишь потому, что двадцать пять лет назад я подвозил твою мать до дома…». Помните?

Судя по выражению лица Сильвестра, он помнил. И сейчас ему, видимо, стало по-настоящему страшно.

— Да кто ты… Кто ты, чёрт побери, такая?!

Я позволила себе кроткую улыбку и ответила:

— Скажу, если признаетесь.

— В чем?! В чём, твою мать, ты хочешь, чтобы я признался?!

— Что вы не «Сумеречный портной», — не реагируя на его злость, — мягко ответила я. — Вы помогали ему, и Алсуфьев тоже, но вы — не «Портной». Я уже дала вам понять, что знаю это наверняка.

Тут к Сильвестру вернулось самообладание и выдержка.

— Так в чём же дело? Зачем тебе моё признание, девка?

— Потому что настоящий убийца до сих пор на свободе, — ответила я, глядя в глаза Сильвестра, — а вы его покрываете.

— Кроме твоих… фантазий, у вас нет это никаких доказательств, — голос Гольшанского был перенасыщен ядом.

— Вы же понимаете, что его всё равно поймают, — проговорила я.

Возможно я занимаюсь пустым делом, что пытаюсь достучатся до сознательности Сильвестра, но мне правда очень хотелось, чтобы он понял. Я была бы безмерно рада, если бы люди вроде Сильвестра в какой-то момент смогли осознать и понять весь ужас и кошмар своих деяний! Понять, сколько непростительных проступков они совершили и отказаться от совершения новых злодеяний!

— Он ведь уже не сможет остановится, — продолжала я. — И вы это знаете, Сильвестр. И если вам наплевать на всех окружающих людей, то подумайте, хотя бы, о своей внучке!

— Что?! — фыркнул Сильвестр. — С обеими моими внучками всё в порядке!

— Вы уверенны, что у вас их две? — проникновенно спросила я.

Я старалась не смотреть в сторону Стаса, который, кажется, опешил не меньше Сильвестра.

— Ты что городишь, пискля белобрысая? — прорычал Сильвестр.

— Вы знали, что ваш сын причастен к групповому изнасилованию?

— Врёшь! — Удивление и злость Сильвестра были неподдельными.

Надо же, его дорогой сынок ничего ему не говорил, про тот вечер, когда изнасиловал мать Рады Любинской?

— Нет, — качнула я головой. — Не вру. И вы уже должны были понять, что я знаю о вас гораздо больше, чем вы могли бы представить.