Читаем Красные облака. Шапка, закинутая в небо полностью

Он дотянулся до сигарет, закурил Дел сегодня — невпроворот. А в редакцию можно не торопиться.

…Лет четырнадцать было тогда Джабе, не больше. Соседка заметила его на улице среди подростков, дымивших папиросами, и тут же наябедничала Нино: дескать, ваш Джаба курит с какими-то уличными мальчишками. Джаба сперва только изумился, когда мать, едва он вошел в комнату, молча схватила его и больно отодрала за уши. Обычно Джаба, когда ему угрожала трепка, не давался, убегал, и мать не могла его догнать. Но на этот раз он и не пытался ускользнуть — должно быть, оттого, что не чувствовал за собой вины. И Нино, распалившись, основательно поколотила сына. Джаба всю ночь не мог успокоиться, он плакал — не столько от боли, сколько от обиды. «Я не курил, я только стоял возле тех ребят… Я стоял рядом, а они курили…» Но мать не верила ему, а поверила наговорам соседки. Наутро, когда мать обратилась к нему, Джаба опять не смог удержать слезы. Нино поняла наконец, что была неправа, вскипев, побежала вниз, к соседке, и хорошенько отругала сплетницу, из-за которой зря отшлепала мальчика. Соседка надулась, передернула плечами: «Хочешь, чтобы вырос разбойником? Что ж, нянчься с ним на здоровье!»

«Добро бы я в самом деле курил в тот раз с ребятами… После такой жестокой взбучки, пожалуй, в жизни не пристрастился бы к табаку! Но мать наказала меня незаслуженно — и я назло начал курить… чуть ли не-в том же году».

Нино жила в ту пору в вечном трепете: что, если мальчик, не чувствуя над собой твердой отцовской руки, собьется с пути? Ее обуревали всевозможные страхи и подозрения, воображение рисовало ей несуществующие опасности. Однажды утром — он был тогда в третьем или четвертом классе — мать растолкала Джабу, спавшего крепким сном. Объятая негодованием, стояла она над ним, держа в одной руке его короткие штаны, а в другой — две бумажные рублевки, выуженные из их кармана.

— Откуда у тебя деньги? — закричала она, шурша бумажками под самым носом у Джабы.

Каждый день, отправляя Джабу в школу, мать давала ему денег на завтрак, но он не всегда тратил полученную рублевку по назначению. Иной раз, пригласив с собой товарища, он отправлялся в кино, чтобы посмотреть во второй, а то и в третий раз понравившуюся ему картину. Он также любил бродить по просторным залам музеев. Хоть раз в неделю он взбегал на верхний этаж большого музея на проспекте Руставели и подолгу стоял перед витриной с чучелом тигра, убитого в окрестностях Тбилиси. Рядом на стене висела фотография крестьянина, который застрелил тигра, случайно наткнувшись на него в Мцхетских лесах. Этот тигр да еще восковое изображение революционера полонили воображение Джабы раз и навсегда. Восковая фигура находилась в другом музее. Революционер сидит в тюремной камере, на руках у него оковы, он смотрит на дверь, в которой вырублено узкое, забранное решеткой смотровое окошко. Джаба поднимался на цыпочки и, ухватившись обеими руками за решетку, заглядывал внутрь камеры. Тотчас же его пробирала дрожь: у воскового арестанта было такое выразительное лицо, такие живые глаза, что казалось, он сейчас заговорит, окликнет Джабу.

Однажды Джаба шел с отцом из школы домой. Вдруг он спросил: «Папа, отчего ты не стал революционером?» Отец засмеялся и потом всю дорогу посмеивался про себя. Вечером, когда Джаба уже был в постели и родители думали, что он спит, отец шепнул маме: дескать, вот какой вопрос задал мне Джаба — и снова засмеялся. Джаба не мог понять: чему папа радуется? А теперь он знает: отец впервые почувствовал тогда, что ребенка воспитывает уже не только семья, что вопрос, заданный ему сыном, родился не в домашних стенах, а принесен из внешнего мира. К тому же был в этом вопросе оттенок укора — заданный девятилетним мальчиком, он показался, наверно, отцу полным особого значения.

Это было раньше, когда отец еще не ушел на войну, а история с обнаруженными в кармане рублевками случилась позднее, уже после его гибели. Одну из этих рублевок Джаба нашел недалеко от своего дома, около кузницы. Другая была получена им от матери и не истрачена. После уроков он играл в мяч со старшеклассниками, вернулся поздно и, пообедав, сразу сел за уроки. А потом лег спать и заснул как убитый…

— Откуда у тебя эти деньги, говори!

Джаба протер глаза, посмотрел на свои штаны, потом на бумажки… И сразу понял, почему так рассержена мама.

— Я нашел рубль… На улице, около кузницы.

— А другой?

— Другой ты сама мне дала… Я не истратил… Хотел книгу купить.

— Врешь! Врешь и не краснеешь! — Мать уперла руки в бока. — Ну что мне с тобой теперь делать? Придется позвать милицию, чтобы тебя увели. Будешь сидеть в тюрьме и есть сухой хлеб. Нашел! Этакий счастливчик! Почему я никогда ничего не нахожу?

Мать в тот раз не тронула Джабу — верно, жалко стало: лежит, бедняга, в постели и убежать не может, и спрятаться некуда. К тому же она, должно быть, почувствовала, что Джаба говорит правду Иначе почему бы она сказал ему напоследок:

— Даже если увидишь, золото валяется на земле, — не подбирай! Даже золото, слышишь!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман