Красные облака. Шапка, закинутая в небо

Как будто бы что особенного? Некий корреспондент в личных, корыстных целях изготовил и опубликовал в столичном журнале фото нечестного гражданина — велика важность! Но если сказать иначе: молодой журналист поднимает на щит преступника, маскирует его тайную деятельность, помогает ему прятаться от всевидящего ока закона, — что ж, ничего особенного?

Ему неудержимо захотелось тут же немедленно излить всю свою горечь и злобу, освободиться от этой затхлой мути, накопившейся в душе. Желание — это незримое и бестелесное существо — подхватило Джабу и повлекло его вперед.

— Стойте, молодой человек! — преградил ему путь швейцар. — Я же сказал вам, что нужно раздеться! Входить в ресторан в верхней одежде не полагается.

— Я на минутку, сейчас вернусь, — Джаба отстранил швейцара, возможно испугавшись, как бы не утихла его злость. — Оставаться не собираюсь.

Бенедикт стоял перед столиком спиной к Джабе, со стаканом в руках, — по всей видимости, произносил тост.

Джаба остановился около него. Его губы и гортань, по таинственному звуковому рецепту, который выписывается сознанием особо для каждого случая, уже приготовили вызывающе-ироническое «Привет!», но стоило ему поднять взгляд, как он застыл, опешив, на месте.

— Извините… Я ошибся… — Голос изменил ему; сконфуженный, он поспешно отошел от стола.

— Пожалуйте, посидите с нами! — проявил ни к чему не обязывающее гостеприимство незнакомец, которого Джаба принял за Бенедикта, принял потому, что знал: Бенедикт сегодня уж конечно расположен пировать, вот и утром звонил из райисполкома, — должно быть, хотел и Джабу прихватить с собой…

Джабе стало так неловко перед этим незнакомым человеком, что он не повернул назад, а пошел дальше между столиками в глубь ресторана, как если бы в самом деле искал кого-то…

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ВОЗВЫШЕНИЯ

— Чей это портрет напечатали, а? Ну-ка, Бату, приглядись хорошенько, может, вспомнишь, кто это? Что-то мне это лицо кажется знакомым!

— Ну-ка, покажите, батоно Бено! — Журнал в который раз переходит из рук в руки и в который раз возобновляется приятно-щекочущая душу игра. — О-о, вот это настоящий человек! По правде говоря, я его не знаю, но что из того — с первого взгляда видно, какая это замечательная личность! Этот человек не забудет старого друга, поделится с ним последним куском! Вот, батоно Геннадий, присмотритесь хорошенько к портрету — разве я неправ? Жаль, что я с ним не знаком, жаль… Хотел бы я быть его другом! — с сожалением качает головой Бату. — Может, вы знакомы с этим товарищем, батоно Геннадий?

Бату передает Геннадию журнал через стол обеими руками, точно блюдо с кушаньем.

Геннадий уже сыт по горло этой игрой, но что делать — Бенедикту она доставляет огромное удовольствие. Со скрипом и грохотом, как вращающаяся сцена в театре, поворачивается Бенедикт вместе со стулом К Геннадию и, уставившись на него с разинутым ртом, ждет: что тот скажет в ответ. И Геннадий повторяет в десятый раз:

— Этот товарищ? Постой, постой! — Он подносит журнал к глазам и внезапно, как бы от неожиданной догадки, приходит в волнение. — Послушай, я, кажется, где-то его видел… Ну да, и притом совсем недавно! Да он же сейчас проходил здесь, поблизости. — Геннадий как бы случайно бросает взгляд в сторону Бенедикта и расплывается в улыбке: — A-а, так вот же он! Это, оказывается, вы, уважаемый! Извините нас, извините, мы тут болтаем, судачим о вас, а вы-то, оказывается…

— Ах, так это вы? — поднимается с места Бату. — Мы счастливы, что вы случайно оказались около нашего стола, извиняемся и просим разрешения познакомиться с вами.

Бенедикт делает вид, будто он в самом деле незнаком с Бату. Ему стоит большого труда сохранять серьезное выражение лица:

— Я… Меня зовут Бенедикт… Мне… — Тут фантазия ему изменяет, он разражается хохотом, хлопает Бату по ляжке. — Ах ты, дурачина этакий, ха-ха-ха…

— Хе-хе… — смеется Бату.

— Хо-хо… — смеется, разумеется, в свою очередь и Геннадий.

Игра окончена.

Пир продолжается. Дедовские застольные обычаи отброшены, забыты — до них ли сейчас? — все здравицы, все славословия сегодня адресуются Бенедикту.

— Бенедикт Варламыч, — поднимает стакан Геннадий, — еще раз за ваш успех! Эта история будет еще иметь продолжение!

— Будет! — поддакивает Бату.

— Этого без внимания не оставят — шутка ли, в московском журнале… Варламыч, а этот парень оказался парень что надо, а? Придется вам выдать за него племянницу.

— Выдам! И квартиру устрою! Все сделаю.

— Какая все-таки сила любовь!

— Эх, не провались то дельце, был бы я сейчас совсем счастлив! — мечтательно качает головой Бенедикт. — Сплоховал наш Геннадий, хе-хе… — Он хлопает Геннадия по спине.

— Вы и сами не могли предполагать, что труп оживет, Варламыч! — пожимает плечами Геннадий.

— Да, да… Ты подумай, какие деньги я вогнал в этот мешок со старыми костями.

— Не обижайтесь, но если б вы не поселили там вашу племянницу, может, старик и не пошел бы на поправку.

— Как эго так? — хмурится Бенедикт.