Читаем Красные облака. Шапка, закинутая в небо полностью

Вчера он не был в редакции — позвонил Ангии по телефону от соседей, сказал, что пишет по распоряжению редактора «интервью с профессором Руруа», и попросил разрешения не являться на работу. «Трудись, милый Джаба, трудись, — ласково сказал ему Ангия, — Ты человек талантливый, из тебя выйдет хороший журналист. И вообще ты прекрасно делаешь свое дело». Джаба улыбнулся этой похвале.

Зато сегодня утром он пришел в редакцию первым. Накопились негативы, надо было печатать — и он заперся в фотолаборатории. (Сейчас он вспомнил, что двери его квартиры и фотолаборатории открываются наружу.) Когда он, закончив работу, вышел с довольным видом, насвистывая, из лаборатории в отдел, Вахтанг, сидевший уже за своим столом, поднял голову и вместо обычного «Здравствуй» сказал:

— Поздравляю, Джаба!

Он сплел руки и потряс ими, имитируя рукопожатие.

Спасибо, Вахтанг.

Вошел Шота с гранками будущего номера. При виде Джабы он широко улыбнулся и воскликнул:

— Ну, брат, поздравляю! Угощение за тобой!

— Спасибо, Шота, непременно… Но я ничего такого не намеревался, все вышло совершенно случайно…

— Случайно ничего не бывает.

«Обижаются, что не пригласил их на день рождения… Наверно, Лиана рассказала… — подумал тогда Джаба. — Надо было позвать!»

Он вспомнил, что не успел утром позавтракать, и пошел в буфет, на третий этаж. На лестнице он встретил корреспондента Грузтага, Тархана Санакоева, застенчивого, смуглого молодого человека. Тархан Санакоев почему-то питал к Джабе глубокое почтение и всякий раз, когда подвертывался случай, заводил с ним разговор. Так было и в этот раз: Тархан пошел навстречу Джабе с распростертыми объятиями:

— Браво, браво! Молодец, брат, поздравляю от души!

«А этот с чем меня поздравляет? Ему тоже известен день моего рождения?» — изумился Джаба.

— Спасибо, Тархан, как ты узнал, что…

— А чего тут, брат, узнавать, своими глазами, брат, видел… Ну вот, брат, ты и вышел на большую арену!

— На какую арену? Ты что-то путаешь…

— А как же, брат, — большая арена, так это, брат, называется.

— Джаба! Джаба! Джаба! — донеслось сверху.

На площадке четвертого этажа, над лестницей, стояла Лиана.

— Скорей, тебя просят к телефону. Скорей!

Джаба повернул назад и взбежал по ступенькам. Почему-то ему показалось, что звонит Дудана. На ходу он вспомнил о Тархане и, не останавливаясь, обернулся к нему:

— Не пойму, с чем ты меня поздравляешь… Какая там арена?

Тархан крикнул ему вдогонку:

— Журнал! — и пальцем начертил в воздухе четырехугольник.

— Ничего не понимаю! — Эти слова Джаба проговорил, уже стоя перед Лианой. — Кто меня просит? — И он быстро направился к редакции.

— Голос женский.

«Дудана!»

— И утром тебе тоже звонили, — Лиана шла за ним следом.

— Кто?

— Сказали — из райисполкома… Ты в это время был в фотолаборатории.

— Из райисполкома? — Джаба остановился, словно наткнувшись на невидимую стену, и застыл на месте. Словно только сейчас услышал он последнее восклицание Тархана и увидел его палец, чертящий линии в воздухе. Неприятная догадка мелькнула у него в мозгу, казавшееся невозможным представилось вдруг действительностью, и он попытался усилием воли стряхнуть это наваждение. Волнами накатывалась на его сознание одна и та же упорная мысль, и Джаба изо всех сил боролся с нею.

— Скорей, а то повесят трубку… Куда ты? Звонят по редакторскому телефону.

Джаба повернул к приемной.

«В первый раз звонит. Кто это?»

Он взял трубку.

— Слушаю!

— Здравствуйте, Джаба. Поздравляю! — Голос был нежный, негромкий; Джаба представил себе полудетские, влажные губы. — От души поздравляю, Джаба.

— Кто говорит? — И встревоженно, так как ответ последовал не сразу — С чем поздравляете?

— Я о вас все знаю, мы еще сегодня встретились на улице! — послышался ясный, звонкий, как пение дрозда, девичий смех.

«Тамила?»

— Так раньше было, Джаба, а теперь и вы все знаете обо мне. Узнали? Это я, Тамила.

— Здравствуй, Тамила.

— Я так обрадовалась, что в московском журнале напечатали ваше фото…

— Спасибо… — прошептал Джаба — где-то в глубине сознания мелькнула мысль, что ответ неуместный, нелепый.

— До свидания, Джаба.

— Будь здорова.

— Джаба, знаешь что? У меня есть к тебе просьба. Нет ли у тебя стихов Галактиона Табидзе или Важа-Пшавелы? Я перезабыла после школы все стихи, какие знала. Так хочется восстановить в памяти…

— Есть. Могу одолжить.

— До свидания, Джаба.

Он повесил трубку. Первым его желанием было броситься на улицу, чтобы убедиться в незыблемости земли под ногами и неба над головой.

— Ах да, Джаба, совсем забыла! — встала у него на дороге Лиана. — Поздравляю тебя, ребята мне сказали, что…

— Оставьте меня в покое! — закричал Джаба, отмахиваясь.

Лиана так и осталась с раскрытым ртом.

Джаба обыскал весь проспект Руставели, но ни в одном киоске не оказалось одиннадцатого номера «Родной страны». Он рад был бы обойти весь город, все самые дальние районы, лишь бы убедиться, что журнала нет нигде. Безотчетная, бессмысленная надежда росла в нем после каждого отказа, и, лелея эту надежду, он вспоминал все новые и новые киоски.

— Что вы хотели? — услышал он вдруг и вздрогнул.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза
Измена в новогоднюю ночь (СИ)
Измена в новогоднюю ночь (СИ)

"Все маски будут сброшены" – такое предсказание я получила в канун Нового года. Я посчитала это ерундой, но когда в новогоднюю ночь застала своего любимого в постели с лучшей подругой, поняла, насколько предсказание оказалось правдиво. Толкаю дверь в спальню и тут же замираю, забывая дышать. Всё как я мечтала. Огромная кровать, украшенная огоньками и сердечками, вокруг лепестки роз. Только среди этой красоты любимый прямо сейчас целует не меня. Мою подругу! Его руки жадно ласкают её обнажённое тело. В этот момент Таня распахивает глаза, и мы встречаемся с ней взглядами. Я пропадаю окончательно. Её наглая улыбка пронзает стрелой моё остановившееся сердце. На лице лучшей подруги я не вижу ни удивления, ни раскаяния. Наоборот, там триумф и победная улыбка.

Екатерина Янова

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Современная проза