Красные облака. Шапка, закинутая в небо

Нодар утвердительно кивнул и одновременно пожал плечами: дескать, написать-то я написал, а что вышло, не знаю.

— Это то самое пианино? — услышал Джаба мелодичный голос Дуданы.

— То самое… — Джаба быстро обернулся к Гураму: — О чем сценарий?

— О Дудане! — сказал Гурам. — О чем еще он может быть?

— Перестань, Гурам! — сказала с укором Дудана.

Но Джабе показалось, что она сопротивляется не очень энергично.

— Ну, а все-таки, что за сценарий?

— Почти как у Боккаччо, — Гурам бросил взгляд на Дудану. — Мессера Гвидо посылают в деревню на строительство дороги. Там он встречает монну Лалдо-мину и, плененный ее красотой, воспламеняется желанием разделить с нею ложе. Однако, увидев, что невинная девушка доверилась ему, как брату, и даже не подозревает об опасности, Гвидо отпускает ее из леса домой нетронутой и преисполняется чувством глубокой любви к ней.

— Нодар? — Джаба бросил взгляд на приятеля.

— Примерно так, — сказал Нодар.

— Не примерно, а в точности.

— Но там же нет никакого леса! — воскликнула Дудана.

— Тебе уже дали прочесть? — удивился Джаба.

— Да, она прочла, но не одобрила роли, — скорбно покачал головой Гурам, вид у него был такой, точно с ним случилось большое несчастье.

— При чем тут это — одобрила, не одобрила… Гурам, я же сказала, что не могу пропустить занятия в институте. И, самое главное, какая из меня актриса?

— Если ты откажешься, — внезапно распалился Гурам — впрочем, Джаба видел, что горячность его была притворной, — если ты откажешься, я вообще не буду снимать этот сценарий… От лекций ты оторвешься ненадолго, всего на какой-нибудь месяц… Зато станешь известной, потом тебе поручат и другие роли… Это будет рассказ о большой любви, которая облагораживает человека, заставляет его забыть все грязное и низменное, освобождает от животных инстинктов, духовно возвышает. А кроме того, неужели тебе не нужны деньги? Разве ты так богата? Нодар, скажи что-нибудь, а то я возьму да и сниму сказку Джабы о любви девочки и фонтана… Не читал ее?

Джаба весь зарделся; взгляд его наткнулся на вопрошающие глаза Дуданы.

— Сними! — воскликнула Дудана. — Это такая славная сказка!

— А будешь в ней играть? — тотчас же отозвался Гурам и уперся в нее настойчивым взглядом, точно прицелился из пистолета.

— Откуда вы узнали, что я заболел? — подчеркнуто громко спросил Джаба.

— Гурам позвонил тебе в редакцию, — сказала Дудана.

Джабе вдруг почудилось, что участие Дуданы в фильме вовсе не так уж необходимо Гураму, что все эти переговоры — просто повод для продолжения знакомства.

«А они уже на короткой ноге, — мелькнуло у него в голове. — «Воспламеняется желанием разделить с нею ложе». Как он мог выговорить эти слова при Дудане?»

Дудана смотрела на дверь чердака. Наверно, думала, что за этой дверью — вторая комната, а за нею, возможно, и третья. Гурам проследил за ее взглядом.

— Пойдем, покажу. Ты и не представляешь себе, где сейчас находишься! — Гурам поднялся и поддел Дудану под локоть, чтобы и она встала.

— Где же мы находимся?

— Пойдем, пойдем, ты и не воображаешь.

У Джабы выступил на лбу холодный пот; перед глазами у него встала проржавленная железная крыша, разбросанные по чердаку, набитые пыльными книгами ящики, керосинки, перекрещенные чердачные балки, земляной пол — словом, все, что через минуту должна была увидеть Дудана.

— Нашел, что показывать, — буркнул про себя Но-Дар.

Дудана быстро и легко встала, подошла к застекленной двери, посмотрела через нее, откинув занавеску, и тотчас же вернулась назад.

— Джаба! — Она стояла у изголовья его постели, не собираясь садиться. — Джаба, ты что-то, оказывается, обещал моему дяде…

— Что я обещал? — удивился было сначала Джаба.

— Не знаю, он не сказал, что именно.

…Тут Джаба все вспомнил — и у него сразу испортилось настроение. Он понял: Дудана, конечно, знает, что он обещал Бенедикту…

— Ах, да! Твоему дяде… Бенедикту… Но видишь ли, я заболел и… — Джаба стал вдруг ненавистен сам себе.

Лишь теперь ощутил он со всей ясностью, что Дудана находится здесь, у него на чердаке; и звук падающих капель воды только сейчас дошел до его слуха. В коридоре из стенного умывальника с убийственной регулярностью капала в эмалированный таз вода. В глаза ему бросились лопнувшая клеенчатая обивка на тахте и желтые стружки под этой черной клеенкой.

Вдруг ему пришло в голову, что Гурам, пожалуй, нарочно привел Дудану.

«Пойдем, посмотри, где мы находимся… Ты и не воображаешь!»

«…Разделить с нею ложе».

Через сколько лет близкого знакомства Джаба мог бы осмелиться произнести при Дудане подобные слова?

— Куда ты дел жакет, уважаемый товарищ? — вопрос был неожиданный; встретив оторопелый взгляд Джабы, Гурам прибавил ядовито — Что это ты завел манеру разгуливать по улицам в женском жакете?

«Рассказала ему! Зачем?»

Нодар смотрел на Гурама так, словно видел его впервые. Взгляд его светло-карих глаз стал неподвижным от какой-то новой и неожиданной мысли.

— Я пойду, — сказала вдруг Дудана, подошла к туалетному столику и, нагнувшись, посмотрела в зеркало.

— Что так спешишь, Дудана?