Красные облака. Шапка, закинутая в небо

— Я не пациент, я из редакции.

— Не знаю… — пожала плечами женщина. — Подождите.

Джаба остался один. Вдоль коридора были расставлены стулья, в глубине стоял круглый столик красного дерева, а на нем — пепельница, графин с водой и стакан. На противоположной стене жужжал электросчетчик, белый диск вертелся с необычайной быстротой. Пока Джаба успел прочесть шестизначное число, последняя цифра выросла на три-четыре единицы. Очевидно, было включено все, что можно включить в сеть: холодильник, утюг, нагревательные приборы… Хозяйство у профессора было, по-видимому, большое.

Первой вышла из кабинета женщина в косынке, а вслед за нею показался, застегивая по пути пуговицы пиджака, высокий красивый человек. Джаба шагнул, улыбаясь, навстречу ему и пожал протянутую руку.

— Пройдите сюда, пожалуйста, — посторонился, пропуская Джабу в дверь кабинета, профессор Руруа. — Катя, если у вас есть время, бросьте, пожалуйста, это письмо в почтовый ящик, — он протянул женщине конверт.

— Сейчас?

— Да, хорошо бы… Пожалуйте!

«Не узнал меня», — подумал Джаба и вошел в кабинет.

Посередине комнаты стоял большой рабочий стол. На нем четырехугольными башнями высились штабеля книг. Книги валялись также повсюду на полу, зато полки, доходившие до самого потолка, были наполовину пусты. За столом в глубине кабинета висел на стене большой портрет профессора.

— Извините, у меня тут беспорядок, — сказал профессор и поставил для Джабы стул возле стола. — Я решил просеять свою библиотеку. Многие книги устарели. Вот, просматриваю, откладываю, а выбросить жалко.

— Любите, как старых друзей! — вставил Джаба.

— Вернее, как старых учителей… Вы из какой редакции?

— Из журнала «Гантиади». Простите, что я…

— О, «Гантиади» я выписываю, хороший журнал. И с редактором вашим я знаком. Он сейчас в Тбилиси?

— Да. Простите, что я пришел без предупреждения.

— Передайте ему от меня привет.

«Не помнит меня. И о тогдашних своих стихах забыл».

Профессор прислушался к шагам в коридоре.

— Одну минуту! — Он встал, выглянул в коридор, — Катя, выйдите, пожалуйста, на Плехановский и бросьте письмо там. — Потом вернулся к столу, улыбаясь: — Когда я рылся тут в книгах…

— Да? — приготовился слушать Джаба.

Профессор опустился в кресло, провел рукой по густым волнистым волосам, отчего высокий лоб его как бы померк на мгновение.

— Перед войной, в тысяча девятьсот сороковом году, привезли ко мне в больницу шофера, молодого парня, лет двадцати — двадцати одного. Я тогда работал в Авлабарской больнице. Парень свалился вместе со своей «эмкой» с моста в реку. У него была повреждена селезенка — я ее вырезал. — Михаил Руруа разговаривал с Джабой, как со старым знакомым, словно они давно уже рассказали друг другу все, что могли рассказать, и вот теперь он, Руруа, может наконец сообщить приятелю что-то новое и интересное, — Долго лежал у меня этот шофер. А когда выписывался, заглянул ко мне в кабинет и сказал: «Доктор, я по профессии шофер и менять профессию пока не собираюсь. Если я и моя машина вам когда-нибудь понадобимся, черкните мне, и я тотчас же явлюсь». На столе у меня лежала открытка. Я записал на ней адрес. С тех пор прошло шестнадцать лет. И вот сегодня, перекладывая книги, я обнаружил эту открытку. Долго я не мог понять — кто это, чей адрес?.. Потом все вспомнил.

— И послали открытку? — Джаба невольным жестом показал на коридор.

— Послал! — Руруа переплел руки и завертел большими пальцами. — Вот сейчас и отправил. Решил произвести опыт — написал, что еду с семьей в деревню на виноградный сбор, что мне нужна машина и что прошу его явиться сюда, на Крыловскую, сорок один, послезавтра, ровно в десять утра. Посмотрим, что из этого выйдет… — Глаза у профессора блестели, как у озорного мальчишки.

— Непременно приедет… Если не переменил адреса.

— И если не погиб на войне Увидим!

— Батоно Михаил, можно, я позвоню вам через несколько дней? Меня очень заинтересовала эта история.

— Сделайте одолжение! А то я сам вам позвоню.

Наступило молчание.

Джаба нащупал в кармане свой корреспондентский блокнот, представил себе вытисненные на нем типографские буквы: «Журнал «Гантиади». Литсотруд-ник» — и почему-то постеснялся вынуть его. Он решил, что запишет все потом, вернувшись домой.

— Батоно Михаил, когда вы вернулись?

— Из Англии? Прилетел позавчера.

— Вы удовлетворены вашей поездкой?

— Весьма. Интересная страна. Замечательный народ.

— И я люблю этот народ. Его историю, его литературу — в особенности.

— Очень интересная страна, — повторил Михаил Руруа.

— Сейчас, когда вы это говорите, в вашей памяти оживает, наверно, множество впечатлений!

— Да, вспоминается много разного. Больше хорошего. Но, к сожалению, и плохое тоже.

— Говорят, Британия готовится к хирургической операции в политике, — улыбнулся Джаба и сам же поразился витиеватости этого неожиданно вырвавшегося у него выражения.

— Что вы сказали! — приподнялся в кресле профессор.