Читаем Красные облака. Шапка, закинутая в небо полностью

— Будто бы она собирается ампутировать у Египта Суэцкий канал! — Джаба испытывал какое-то смутное удовольствие от этой медицинской терминологии, выражавшей как бы уважение к авторитету профессора Руруа; словно для того, чтобы доставить удовольствие хозяину дома, надо было говорить на его профессиональном языке.

— Ах вот что, — поняв мысль собеседника, Руруа вновь откинулся на спинку кресла. — Да, не прочь бы ампутировать, но пациент категорически протестует против операции, а в этих случаях, как известно, хирургическое вмешательство запрещено.

— Тем не менее оно происходит.

— Международное законодательство предусматривает наказание за это. А кроме того, если уж следовать вашей аналогии, — профессор посмотрел на Джабу, и тот весь сжался от смущения, — если уж следовать вашей аналогии, то ведь интервенты собираются иссечь, так сказать, вполне здоровый орган из столь же здорового тела и пересадить его в свой организм. А такие опыты в медицине пока что обычно оканчиваются неудачей — думаю, что и в политике тоже.

— Биологическая несовместимость! — воскликнул Джаба.

— Так точно. А в данном случае — социальная несовместимость. Природа упрямо защищает выработанные и установленные ею законы. Шутка ли сказать — в течение миллионов лет она примеряла, отбирала, ставила миллиарды опытов, чтобы утвердить наиболее рациональный вариант и тем обеспечить собственное бессмертие. Не так легко она отступится от своего закона! Представьте себе на мгновение, что человеческий организм без всякого сопротивления, безболезненно принимал бы пересаженный ему орган другого человека — будь то конечность, почка или еще что-нибудь. Тогда ведь он не оказывал бы сопротивления и любым бациллам и вирусам, всевозможным смертоносным микробам! Человечество сразу после своего возникновения было бы уничтожено множеством разнообразных болезней. По-видимому, то же самое относится и к сфере общественной жизни. Если ты чужд народу, если не служишь его идеалам, словом, если ты как бы пересажен из иного социального организма, то не приживешься и не сможешь процветать на новой почве.

— Батоно Михаил, значит ли это, что вы считаете заранее обреченными на неудачу любые попытки преодолеть биологическую несовместимость между тканями различных организмов?

— Нет. Я верю, что если ты пытаешься для продления человеческой жизни, и жизни вообще, внести поправку в законы природы, то природа «не рассердится» на тебя за это: ты ведь делаешь ее же дело. Хотя, возможно, она и не будет тебе содействовать.

— А мне думается, что «рассердится», батоно Михаил. Она ведь, как вы сказали, примеряла, отбирала на протяжении миллионов лет, чтобы найти рациональный вариант, — как же она теперь сдастся, уступит в споре?

— Но ведь, сдавшись человеку, наивысшему своему творению, она уступит не кому иному, как самой же себе! Однако она не дает человеку готовых формул — пусть он помучается, испытает тысячу разных путей, прежде чем разгадает тайну. Тогда человек и сам вырастет, усовершенствуется, поднимется выше еще на одну ступень. А духовный прогресс имеет конечной целью опять-таки непрерывность, бесконечность жизни. Таков неизменный и постоянный алгоритм природы: «мыслящая машина», не только воссоздающая, но и развивающая себя. Но если человек, это высшее творение, свихнется и сам же породит опасность исчезновения жизни на Земле, тогда… Вот, например, атомное ядро… Гений человека сумел расщепить его. Но когда были изготовлены эти чудовищные атомные бомбы…

— Ну, что тогда? Что сделала природа? — невольно улыбнулся Джаба.

— Тогда природа начертила на каждой двери круг, — профессор Руруа сделал кругообразное движение указательным пальцем.

— Какой круг?

— Помните сказку об Али-Бабе и сорока разбойниках? Разбойники решили убить Али-Бабу. Атаман посылает в город одного из своих приспешников, чтобы тот разыскал дом Али-Бабы и потом, ночью, привел туда товарищей. Разбойник находит после недолгих расспросов нужный дом и, чтобы не спутать его с другими похожими домами, рисует мелом круг на воротах. Верная служанка Али-Бабы замечает метку и, сообразив, что это не к добру, чертит такие же круги на воротах всех домов в квартале. Ночью разбойники прокрадываются в город, чтобы умертвить Али-Бабу, и находят условный знак на всех воротах. Они не знают, в какой из домов ворваться, и уходят, не исполнив своего намерения, Али-Баба спасен.

— Я понял, что вы хотели сказать, батоно Михаил, — кивнул Джаба. — Вы почти отождествили природу и человека. Но ведь тогда и созданные человеком общественные формации и их эволюцию придется считать задуманными природой!

— Если рассуждать логически, получается так.

— Но ведь люди часто ведут себя неестественно, несогласно с природой! — Джаба посмотрел на свои руки с пальцами, пожелтевшими от фотографических растворов.

— К сожалению, очень часто.

— Для того чтобы хорошо жить, иные вредят другим, крадут, лгут. — Джаба вынул коробку сигарет и протянул ее профессору Руруа.

— Спасибо, я не курю.

— Никогда не курили?

— Два месяца, как бросил. Врачи запретили.

— Вы и друг другу запрещаете?

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Измена в новогоднюю ночь (СИ)
Измена в новогоднюю ночь (СИ)

"Все маски будут сброшены" – такое предсказание я получила в канун Нового года. Я посчитала это ерундой, но когда в новогоднюю ночь застала своего любимого в постели с лучшей подругой, поняла, насколько предсказание оказалось правдиво. Толкаю дверь в спальню и тут же замираю, забывая дышать. Всё как я мечтала. Огромная кровать, украшенная огоньками и сердечками, вокруг лепестки роз. Только среди этой красоты любимый прямо сейчас целует не меня. Мою подругу! Его руки жадно ласкают её обнажённое тело. В этот момент Таня распахивает глаза, и мы встречаемся с ней взглядами. Я пропадаю окончательно. Её наглая улыбка пронзает стрелой моё остановившееся сердце. На лице лучшей подруги я не вижу ни удивления, ни раскаяния. Наоборот, там триумф и победная улыбка.

Екатерина Янова

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Современная проза
Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза