Красные огни

Он достал из кармана газету со списком погибших — единственной памяти о бедной девушке:

«(уточняется):

Эмори Парнелл, ученик, 15 лет.

Честер Ган, ученик, 15 лет.

Аннабель Эплер, ученица, 17 лет.

Камилла Такстер, ученица, 14 лет.

Олэн Пеллинг, ученик, 17 лет.

Кара Брэй, ученица школы „Лидс“, подруга Олэна, 16 лет.

Джессика Гриззард, ученица, 17 лет.

Гэвин Баффингтон, учитель, 56 лет.

Флоренс Рейнер, сотрудница кафетерия, 39 лет.

Джо Лейн, тетя убийцы, 48 лет.

Сидни Лейн, дядя убийцы, 47 лет.

Дилан Лейн, убийца, 17 лет».

Ниже рассказывали о жертвах, и Эд нашел взглядом строку Аннабель: «…умерла на месте от попадания в голову».

Он нахмурился. Эд поклялся бы, что вчера прочитал в статье о трех ранах — которые и пересказал псевдо‑Аннабель. Эд сложил газету и посмотрел на первую страницу: та самая. Ошибка репортеров? Или?..

Тело бросило в жар. Эд поднялся и зашагал в «улей». От смутной тревоги и неизвестности его потряхивало. Шутка или нет?

Шутка или нет?

Шутка или…

На рабочем месте красного телефона не нашлось, а мигал новенький, с запахом китайского пластика терминал. Сердце ухнуло вниз, у Эда закружилась голова. Он позвонил инженерам:

— Где телефон?

— Дали вирусу пинка.

— Где телефон!

— Что вы шумите? Мне сказали выкинуть этот кирпич.

— Куда? Куда?!

— В мусорную корзину. Вы же сами жаловались, что по нему ничего не слышно.

— В какую корзину?

Когда Эд нашел ее, мусора уже не было. В кармане завибрировал сотовый — перерыв давно кончился, и Эда наверняка искали. Чувствуя, что грудь разрывает от желания быть в двух местах сразу, он побежал к контейнеру за офисными зданиями. Там горкой высились завязанные пакеты. Мобильный в кармане притих на секунду, будто восстанавливал дыхание, и продолжил настойчиво вибрировать. Эд не знал, что делать. Он потер лоб и оглянулся — у забора курили трое сотрудников — вдохнул и развязал первый пакет.

Телефон нашелся через сорок минут, в течение которых сотовый Эда едва не лопался от бесконечных вызовов. Красная трубка «динозавра» треснула и ощетинилась зазубренными сколами, в диске запуталась белесая лапша.

Эд облегченно вздохнул и достал мобильный: вопреки опасениям на экране отобразился звонок с незнакомого номера.

— Да?

— Эд Биссон? — ответили через пару гудков. — Офицер Брайт. Дело касается вашей дочери, сэр.

* * *

Люси забралась с ногами на переднее сиденье и пристегнулась. Эд поискал в ее лице чувство вины, но без успеха. Немного усталости, немного грусти в глазах — так выглядела Бриттани за неделю до смерти, и Эда неприятно поразило это сходство.

— Сядь нормально, Люси.

Она моргнула, посмотрела на Эда и медленно спустила ноги. Тот завел машину и выехал со стоянки у полицейского участка. Встроился в поток и спросил:

— Вот скажи, на кой черт?

Боковым зрением Эд увидел, что Люси пожала плечами.

— Не люблю четверги. Так хоть какое‑то развлечение.

— Ты могла найти другое развлечение, кроме отрезания волос у Сары?

— Нет.

— Потому что…

— Она глупая, вульгарная и мелочная. Мерзкая, как и все в этой школе.

Эд вздохнул.

— Ты такая… Я стараюсь, но мне тяжело, Люси. Пом…

— Ага.

Эда подбешивало ее упрямство.

— Что «Ага»? Ты можешь говорить нормально?

— Пап, со смерти сам‑знаешь‑кого, ты только и твердишь, что стараешься, но тебе тяжело. Хорошее оправдание за всю жизненную лажу.

— Я плохой отец?

Люси посмотрела на него.

— Пап, что ты хочешь, чтобы я ответила? Бывают хуже, бывают лучше, — Люси пожала плечами. — Нормальный. Обыкновенный.

Эда обожгло холодом изнутри. Будто он увидел себя со стороны, и картинка вышла не то чтобы плохой, но и не такой, как хотелось.

— Ну хорошо, но мы не чужие, Люси. Ты это понимаешь? И я желаю те…

— Ага.

— Люси!

— Пап, ты серьезно? «Мы не чужие»? Это… как у того писателя? Мы два эгоиста в запертой комнате. Тебе я нужна, чтобы держаться за сам‑знаешь‑кого. Только она мертва и сгнила в земле. Ее нет! И никогда она не вернется! И ты мог бы найти другую… я же не против, но… А ты мне нужен как… ну как холодильник. Еда и дом. Потому что иначе я умру от голода или, не знаю, потому что никому шестнадцатилетний подросток не нужен, разве что на панели: ни родителям, ни государству, ни сверстникам — никому. Потому что каждому на самом деле на остальных плевать, даже на тех, кто рядом. Толпа самовлюбленных эгоистов в запертой, переполненной комнате, где нечем дышать. Ты мне, я тебе. Вот, папа. Я мало что могу дать, я балласт. Ну и к черту.

Эд не знал, что ответить, и буркнул невпопад:

— Школу ты все равно закончишь.

Люси отвернулась к дверце, словно хотела выйти сию же минуту, а дома сразу ушла к себе — наверняка одела наушники и слушала музыку.