Красные озера

Дьякон скрылся в недрах пристройки храма, сбоку от алтаря, а Радлов остался ждать, переминаясь с ноги на ногу.

Через пять минут к нему вышел священник – плотный мужчина в торжественном одеянии, с окладистой бородой, в которой пробивалась седина, и довольно приятным лицом в мелких морщинках. Выражение на этом лице застыло добродушное и смиренное, и даже бегающие глазки с хитрецой не портили общего впечатления.

Петр попросил благословения, а затем слово в слово пересказал отцу Павлу то же, что говорил дьякону. Тот выслушал очень внимательно, сдержанно улыбнулся и сказал, указывая на икону:

– Видишь, какую благость ниспослал нам Господь? Сейчас столько прихожан, я не смогу посетить твоего друга, – выдержал паузу, внимательно рассматривая лицо просителя, и мягко добавил: – Но не отчаивайся! Приезжай через месяц, возможно, тогда я смогу найти время.

– Простите и благословите, – отозвался поникший Радлов и поехал назад.

Дома он дополз до второго этажа, развалился на диване и попытался унять одышку. Ему это не удалось, так что к нестройному ходу мыслей примешивался хрип сбитого дыхания и стук дряблого сердца. Окно в раме позвякивало от ударов ветра. За ним расстилалось черное полотно поселка с мутной кляксой озера посередине. А небо было белое и безликое, с редкими вкраплениями облаков неприятного, гнилостного цвета.

– Чего расселся? – спросила Тома с шутливой интонацией, показавшись у порога.

– Сил нет, – Радлов втянул в себя воздух – настолько, что его грудную клетку начало распирать.

– Отдохни, коли хочешь. Чудо-то узрел?

– Да. Там такое столпотворение, – он пошарил рукой в воздухе, как будто нужные слова были не у него на языке, а витали вокруг. – Не знаю, что и сказать…

Тут в дверь затарабанили. Лихорадочная дробь заполнила дом, заполнила бедную голову Петра, так что у него в ушах зазвенело, а все отчаянные мысли расползлись, нарушив логическую связь между собой, и обратились бессмыслицей. И посреди этой бессмыслицы сияло тусклое лицо в пятнах влаги, раскрывались красные губы, звенело страшное предостережение. Грядет что-то…

Тамара спустилась вниз, открыла дверь и с нескрываемой злобой воскликнула:

– Ты-то здесь чего забыла?

Радлов вышел на лестницу и увидел Ирину. Ее всю колотило от волнения. Не обращая внимания на гнев Томы, она перешагнула через порог, выискивая глазами хозяина дома, приметила его наверху и громко сказала:

– Там… дед Матвей помирает.

Радлов со всех ног побежал заводить машину. «Господи, как же хорошо, что успел вчера все починить, – подумал он мельком. – Иначе беда. Иначе беда».

Глава тридцать первая. Матвей

1.

Вернувшись домой после встречи с Радловым, дед Матвей разулся, присел на табурет и осмотрел валенки. Они совсем вымокли, войлок снаружи сделался рыхлым и мягким, при нажатии пальцами на его поверхности оставались сочащиеся влагой вмятины. Изнутри форма кое-как держалась, но это явно было ненадолго. Старик подумал, что сапоги, пожалуй, купить все же придется, и издал протяжный, безрадостный вздох.

Потом он позвал Ирину, но постоялица куда-то ушла. Вновь старик тяжело вздохнул и спустился в погреб, поскольку давно уже хотел там прибраться. Перед глазами все плыло, полки Матвей, как и всегда, проверил на ощупь – они были пыльные и пустые, только в глубине, у стены, стояло несколько пустых банок.

На полу, слева от двери, громоздились деревянные ящики с продуктами, установленные друг на друга. Матвей отыскал среди них полупустую тару, уложил туда все банки, до которых смог дотянуться, и отнес их на кухню. Затем по одному, не спеша и не напрягаясь, перетаскал туда же все остальные ящики – их надо было разобрать, отмыть, отделить гнилье от пригодной пищи, а в тесном погребе особо не развернешься.

Справившись с этим, он полез в дальний угол, в щель между стеллажом и стенкой, где прятал скудные свои накопления, да чуть не наступил на крысиный трупик, валявшийся с зимы.

– Тьфу, зараза! – воскликнул старик и в сердцах пнул крошечное полуистлевшее тельце, из-за чего оно развалилось на две тряпичные половинки. Тут же в воздухе распространился острый запах разложения – тошнотворно-сладкий и удушливый.

Матвей закашлялся, зажал нос морщинистой ладонью и вернулся в дом, чтобы взять перчатки. Перчаток, однако, не нашлось, так что он достал откуда-то из-за кухонного шкафчика джутовый мешок, вырезал из него два широких куска, обмотал ими руки и пошел обратно в погреб.

Волокнистая ткань соскальзывала с кистей, и старик дважды выронил крысу, прежде чем сумел крепко ухватить ее за посеревший от времени хвост и выбросить во двор.

Вооружившись лопатой, Матвей вырыл сбоку от крыльца небольшую ямку, положил туда трупик, закидал его землицей и разровнял получившийся холмик.

– Здорово, дед Матвей! – окликнул его проходивший мимо сосед, тоже старик. – Ты чего это там? – поинтересовался он, указывая на лопату.

– Крыса в погребе издохла, ага. Закопаю, так, поди, запаха не будет.