Красные озера

– А…га, – Матвей судорожно задвигал губами, будто следующее слово застряло у него внутри и никак не хотело рождаться, но наконец сумел произнести: – Тоб… только тяжко. Язык не слу… б… слушает…ся.

– Не беда! Восстановишься, еще и бегать будешь.

Старик глухо расхохотался. Он хотел возразить, что бегать не станет даже после полного выздоровления, ведь и раньше сильно хромал, но не придумал, как выстроить предложение покороче, и решил не мучить собеседника. Вместо этого поинтересовался, как дела дома.

– Дома хорошо, Ира к твоему возвращению прибирается. Ты ей так помог с жильем, она теперь очень рада, что ты выкарабкался, – Радлов помолчал немного и смущенно добавил: – Вообще мы все рады. Отдыхай, я позже еще приеду.

Когда Петр ушел, в палату вошла медсестра и предупредила:

– Скоро уколы делать будем. Рука у вас получше?

– Ага. Мне яб… ябб…локи пр.., – Матвей вдруг запнулся на звуке «р», поперхнулся им и закашлялся. Поняв, что слово «привезли» ему пока никак не выговорить, он жестом указал на пакет с гостинцами и пояснил: – Угощайся.

Радлов навещал старика еще два раза, вместе с Ириной. В первый приезд Петр отказался ее брать, возможно, вспомнив старые обиды, но потом обиды поблекли, отошли на второй план под гнетом расползающейся по швам действительности, и оказалось, что вдвоем ездить все же не настолько скучно, как одному.

А апрель проплывал мимо всех них, мимо селения и суетливой жизни. Серой природой и вонючим дымом проплывал апрель, уничтожая последние остатки снега, запрятавшиеся в тенечке, и заставляя деревья покрываться бледно-зелеными почками. Но почки, как и прежде, вяли и сохли, и деревья торчали голые, как крючковатые ветвистые пальцы. Этими пальцами земля жадно впивалась в утренний туман, тусклый дневной свет и ночную мглу, отрывала от них мелкие, невидимые глазу клочья и постепенно обрастала слоем вещества цвета угольной крошки и осенней травы. Да и весь апрель походил на какую-то неправильную осень – настолько мало было в нем солнца.

В конце месяца Матвея привезли домой. Говорил он уже хорошо, разве что сильно растягивал первые звуки в каждом слове. Радлов купил ему ходунки, тренажер для восстановления работы пальцев и ножной эспандер. Но ничем из этого старик пока не мог пользоваться, поскольку правую руку ему удавалось только чуть-чуть сгибать в локте, из пальцев по-прежнему шевелился один указательный, а вот нога совсем не двигалась – только дергалась сама собою, как будто мозг постоянно отправлял в нее сигналы и проверял, существует ли она вообще.

Врач при выписке неутешительно покачал головой и предупредил, что ходить старик, скорей всего, так и не начнет, но разработать руку вполне возможно. И Ира, ухаживающая за Матвеем, каждый день напоминала ему про тренажер для пальцев, но тот лишь упрямо отнекивался, смотрел в окошко да просил, чтобы ему почитали газеты.

Ирина послушно садилась перед койкой и вслух читала одну или две заметки – почти все, что было там написано, Матвей к вечеру уже забывал. И когда почта долго не приходила, женщина жульничала и перечитывала старый материал на второй раз. Старик не замечал, а если и замечал – ничего не говорил.

Иногда наведывались Радлов или Инна Колотова. Еще приходил Лука, но из-за своего душевного состояния сидел молча, и Матвею рядом с ним становилось тоскливо.

Многим казалось, что старик так и пролежит остаток своей жизни на кровати, рассматривая мутное оконное стекло да утопая в вязкой путанице из газетных статей. Только на самом деле по ночам он вставал и ползал по комнате, даже без ходунков. Его правая нога безвольно волочилась, а левая и до того хромала, так что старик не хотел показаться смешным и скрывал ото всех свои неловкие упражнения. Ира спала крепко, и он не опасался быть пойманным.

Поначалу приходилось опираться о стену здоровой рукой и осторожно прыгать на одной левой, преодолевая расстояние от угла до угла, но позже стало получаться вставать и на правую ногу и даже переносить на нее вес тела, хотя колено до сих пор не сгибалось.

Недели через две Ирина все-таки проснулась среди ночи от шума, в панике прибежала в комнату Матвея и увидела, как тот ходит – раскачиваясь, как при шторме, вышагивая медленно и неуверенно, держась за стенку, но ходит. От счастья она расплакалась и кинулась обнимать деда, чуть его не уронив.

– Н-ну-ну, – недовольно сказал Матвей. – Ты т-только не говори н-никому.

– Почему? – спросила женщина, улыбаясь и всхлипывая. – Все бы так обрадовались!

– Ага. А к-как они обрад-дуются, к-когда я совсем хорошо п-пойду, – старик хитро подмигнул и улыбнулся в ответ.

На следующий день к ним в гости пришел Петр. Ира долго мялась, но в итоге решила ничего ему не рассказывать. Принесенные с собой фрукты Петр оставил на кухне и прошел в комнату.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, усаживаясь у изголовья койки.

– Г-гораздо лучше, – ответил Матвей, потом приподнял правую руку и даже сумел пошевелить двумя пальцами. – Видишь?

– Ты молодец, – Радлов похлопал его по плечу. – От скуки хоть не изнываешь тут?