Красные озера

Утром вымотанный очередной бессонной ночью Петр был на участке горных работ – бродил по краю отработанного котлована да чего-то все на его черное днище пялился. А позади грохотали дробилки, позади шумели экскаваторы и сновали по траншеям груженые рудой самосвалы.

– Что-то ты не весел, Петр Александрович! – сказал инженер, спустившийся со смотровой площадки. – Чего выглядываешь-то? Пустая порода осталась и только.

– А что-то вот глаз зацепился. Иногда, знаешь, остановишься на чем-то привычном и до боли знакомом и оторваться никак не можешь, – он с трудом отвел застывший взгляд от бездны и посмотрел на собеседника в упор. – Дочка мне снится. Покойная. На кладбище, может, пора сходить?

– Ну, сходи, – невнятно отозвался инженер, не понимая, как реагировать на подобные разговоры.

– Да вообще-то недавно был. У нас один человек есть, Лука, у него тоже сын умер. так он и ей, и своему сыну раньше цветочки плел из грачиных перьев и у могилок складывал. А в последнее время странное дело происходит. Машина три раза приезжала, очень рано, чтоб не видел никто – да я-то не сплю, я видел. Из машины выходит человек в рясе, кладет на надгробие букет цветов, пышный такой, и уезжает сразу. Жене-то я соврал, что это Лука, чтоб еще она голову не ломала. Чего бы это значило?

– Так, поди, по ней службу кто заказал.

– А цветы при чем?

– Ну… тут уж не знаю, – инженер пожал плечами и отошел в сторонку, решив, что Петр не в себе.

Сам Петр проходил около рытвины в земле еще полдня, пока к нему не обратился какой-то механик с докладом:

– Немного надо пробурить, твердая порода вглубь идет. А буры купили плохие.

– Бурите так, – ответил Радлов, потом вдруг забеспокоился и спросил: – Послушай, семья у тебя есть?

– Есть, конечно.

– Здесь живут?

– А где ж еще! Мы не разлучаемся.

– Перевези их. Перевези как можно скорее! – выпалил Петр и потряс механика за плечи.

– Начальник, это… ты мужик-то положительный… но иди уже проспись, а то народ пугаешь.

И механик повернул обратно к своему месту, то и дело оглядываясь на Радлова. Радлов протер лицо платком, сняв толстый слой пыли, уточнил время по наручным часам, понял, что до конца смены еще далеко, и спрятался в бараке для отдыха.

Оставшиеся три часа безвылазно просидел там, закрыв глаза и пытаясь хоть немного, хоть пару минут поспать – тщетно.

По окончании рабочего дня он вывалился на улицу шаткой глыбой и неспешным шагом отправился в сторону дома.

Было тепло, но не жарко. Солнце закуталось в облачную пелену, небо было белое, как снег. Посредине его разрезала сероватая полоса заводского дыма.

Радлов шел по неровным холмам, вдыхал медный воздух, пытаясь им насытиться и привести себя в чувства. Тяжелые веки скользили книзу сами собой. Глаза невыносимо жгло от полопавшихся сосудов.

Впрочем, приметив у своего особняка, слева от ворот, семерых человек, Петр вспомнил о вчерашнем предупреждении и более-менее встрепенулся. Шалый расхаживал взад-вперед и трясся от кровожадного нетерпения. Рябой что-то ему нашептывал, бегая хвостиком позади. Еще четверо человек стояли в стороне с камнями в руках. Ленкин муж был отдельно – курил и явно старался избежать участия в запланированном преступлении.

Петр замер на мгновение, а затем упрямо двинулся вперед, прямиком на толпу.

– Меня, что ли, ждете? – спросил он громко.

– Бейте его! – завизжал Шалый.

Люди постояли некоторое время в нерешительности, кто-то крикнул:

– Это ведь ты, ты завод построил! Это из-за тебя всё, гнида!

Правда, крик вышел беззлобный – человек явно пытался с помощью него настроиться на бойню.

– Да бейте же! – приказал Бориска еще раз, и все сорвались вперед.

Радлову хотелось увести их от дома, увести от жены. Радлов повернул назад и бросился в сторону месторождения – туда, где были камни и холмы.

Как оголодавшие животные, шесть человек бежали, изрыгая слюну, хватали мелкие булыжники, кидали их в сторону жертвы да всякий раз мазали. Седьмой не бежал – Ленкин муж плелся последним и лишь делал вид, что бежит, хотя отстал от остальных уже метров на тридцать.

Гнали Петра до самого заграждения вокруг участка добычи – тот дышал, надрывая горло, хрипел и хватался за сердце. А впереди всех скакал рябой, от опьянения ощутивший вдруг небывалую храбрость – ему даже казалось, будто он этого слона в одиночку завалит. И он корчил страшную физиономию, на лету сыпал проклятиями да ощупывал свои карманы, пытаясь отыскать нож.

У забора Петр остановился, весь красный от напряжения. Пот застилал ему глаза, в ушах звенело, вдохнуть долго не получалось. Мутным от напряжения взором он видел надвигающегося рябого с острым лезвием в руке и толпу, беснующуюся на два шага дальше.

В последний момент Радлов метнулся куда-то вбок, к нагромождению пустой породы, оторвал от него огроменный, с человеческую голову, валун и поднял над собой. Он хотел лишь пригрозить, но рябой оказался слишком близко, и Петр со всего маху опустил валун на него сверху.

Нож упал на землю. Рябой покачался и рухнул навзничь – с камнем вместо башки.

Радлов таращился на мертвого во все глаза, не понимая, как умудрился такое натворить.