Красные озера

– Лиза, – и после еще одной схватки с собственным голосом добавила: – Лиза там.

Не дожидаясь ответа от мужа, она скрылась внутри дома. Грузчики вслед за ней внесли гроб, почти сразу вернулись на улицу и обратились к Радлову без какого-то особенного сочувствия:

– Горе горем, а заплатить нужно.

Петр посмотрел затуманенным взором куда-то сквозь них, полез в карман, на ощупь вытащил смятые деньги и протянул говорившему, при этом ткнув его в грудь. Тот взял пачку, расправил ее хорошенько, пересчитал, кивнул удовлетворенно, и работники исчезли.

Радлов долго еще стоял посреди двора, как бы оглушенный, и пытался расшевелить застывшие от бессонницы мысли, дабы понять, что теперь делать, однако ответа на этот страшный, въедливый вопрос никак не находил.

Позже пришел Лука, подавленный и молчаливый.

Радлов встретил его в прихожей, у самого порога, и тихонько проговорил:

– Ты, наверное, зря сегодня…

– Пусть войдет! – громко донеслось из комнаты с жесткой, требовательной интонацией.

Тогда Петр посторонился, пропуская гостя, Лука сделал несколько шагов вглубь помещения и увидел дубовый гроб, установленный на двух табуретках – хоронить ведь только назавтра решили. Крышка была плотно прибита, по всей видимости, еще до переправы по реке, но ни эта предосторожность, ни резко бьющие в нос отдушины не спасали от запаха тления.

Лука тяжело выдохнул, хотел было прикоснуться к гладкой дубовой поверхности, но почему-то отдернул в самый последний момент руку и быстро поднялся в комнату на втором этаже. Кругом все увешано было черным тряпьем, и Тома, сидевшая у стола скорбным изваянием, тоже была с ног до головы в черном.

Гость долго изучал ее постаревшее, с обостренными чертами лицо, а затем спросил – тихо-тихо, словно боясь растревожить кого-то невидимого:

– Как… – осекся, но завершил сквозь хрип: – Как она умерла?

– Задушили, – глухо, будто из склепа, прозвучало в ответ. – Ее у монастыря нашли. В апреле еще. Без одежды почти.

– Хочешь сказать, ее…

– Нет, – Тома замотала головой. – Нет, я узнавала. Нет.

После этого женщина замолчала и очень долго сидела безо всякого движения, рассматривая поверхность стола. Лука и вошедший за ним Радлов, да и все предметы в комнате замерли вместе с ней, словно боясь ненароком издать какой-то неуместный звук и вывести несчастную из спасительного забытья.

Она, впрочем, сама очнулась, огляделась по сторонам, как бы ища поддержки, и продолжила:

– Я все гостиницы в Городе объездила. Не знала ведь, что зря. Она уж на третий день после побега была м… – голос сорвался, и слово «мертва» заглохло на первом же звуке. – В полицию обратилась, когда совсем надежда иссякла – боялась очень туда идти, словно чувствовала. Там сказали, что Лиза умерла. А я думаю – ошиблись! Не она! Нельзя по фотографии наверняка понять, тот ли человек! А у самой внутри оборвалось что-то. На опознание в Вешненское поехали, там морг какой-то особый… в общем, выкатили мне этот стол. И уже она вроде как на себя не похожа – от времени. Но меня… пот холодный прошиб сразу. Лиза это. Лизонька моя это, – по лицу Томы мягко скользнула слеза и упала на стол.

Тома уставилась на нее, не понимая, что это за мутная капля да откуда она взялась, потом догадалась и начала руками водить по щекам, пытаясь понять, мокрые они или нет.

– Я… плачу? – спросила она, не признавая и не чувствуя собственного лица, и вдруг навзрыд завыла – не заплакала, а именно завыла, неистово, дико, как собаки под окнами воют в особо холодные ночи. И от воя ее в петлю влезть хотелось.

* * *

Кладбище в деревне было неухоженное, поросшее травой и очень разрозненное – некоторые могилы отстояли друг от друга метра на три, а то и на все пять. Здесь мало умирали, потому что и вообще жило мало людей.

Весть о смерти Лизаветы распространилась молниеносно, и похоронную процессию, выдвинувшуюся из радловского дома с утра, провожало множество взглядов – любопытных и вместе с тем сочувствующих.

Но в самой процессии было совсем немного человек: всего-то двое нанятых рабочих, которые несли гроб, хромающий дед Матвей, Радлов, Лука, две какие-то пожилые жительницы, непонятно зачем увязавшиеся с остальными, и Тамара. Тамара держалась до последнего, вынесла все процедуры, связанные с опознанием и перевозкой тела из Вешненского трупохранилища, нашла приличный гроб и даже смогла накануне рассказать обо всех подробностях тягостной своей поездки, но в самый день погребения сдала. Выла, не переставая, да не могла идти, так что Радлов и Матвей вели ее под руки.

Инна Колотова на похороны внучки не явилась – сказала, что все это сплошь вранье, что родственники просто хотят ее таким образом довести до срыва, опасного в преклонном возрасте, и что с Лизой на самом деле все хорошо. Да и как не хорошо, коли та регулярно наведывается.

День выдался пасмурный, как по сговору, и в воздухе от позавчерашнего взрыва до сих пор пахло дымом. Работы в котловане велись без остановки, так что церемонию вместо траурной музыки сопровождал назойливый гул машин.