Красные петухи<br />(Роман)

— Добра, да необъезжена, — сказал один из спутников Крысикова.

— Карпова бы сюда, он бы их обеих… — подал голос другой.

— Сами управимся, — самодовольно усмехнувшись, заверил Крысиков.

Женщины слышали этот разговор и до того были напуганы, что спать улеглись вместе с детишками посреди горницы, а Марфа положила под подушку острый сапожный нож.

С той минуты мать и дочь ждали беды, которая каруселила по селу, стучалась то в одни, то в другие ворота, все ближе подступая к их дому.

Ждали и дождались…

Близко к обеду Крысиков крепко навеселе ввалился в избу. Долго топотил сапожищами, сбивая снег.

— Аграфена Фаддеевна! — необычно раскатисто и весело гаркнул от порога. — Выдь сюда.

Аграфена перешагнула порожек горницы, остановилась. Она была в доме одна: мать с Леной убирали скотину, младшие на улице. Крысиков то ли знал об этом, то ли учуял, и в пьяном голосе, в мутных глазах его засветилось такое похотливое злорадство, что Аграфена вся сжалась, затравленно поглядывая по сторонам и в душе моля бога, чтоб поскорее послал в дом Марфу или кого-нибудь из детей.

— Вот тебе мой приказ: стопи баню! Сейчас же. Придешь мне спину веничком пошоркать, а я — тебе… Ха-ха-ха… Не маши руками. Я ить мог без всякого предупреждения. Сграбастал — и все, и не пикнешь… Куда ты? Стой!

— Постыдился бы. Залил шары-то… У меня четверо. Пятого жду. Бога побойся.

— Вот побанимся, вместях и помолимся, Говори толком, придешь?

— Да ты что, спятил? Лучше руки на себя наложу.

— Коли так, выгребай все зерно. Под метлу чтоб! И на ссыпку. Скот твой реквизую, как у злостного врага Советской власти. Подыхай с голоду вместях со своим волчиным выводком.

Аграфена на миг представила себе: пустые закрома, пустой хлев, голодные ребятишки… Прижала в отчаянье руки к высокой налитой груди и со слезами тягучим бабьим причетом заголосила:

— Куда же я с детишками? Без мужика? Лучше жизни нас реши. Все равно не жить…

Эти причитания только развеселили Крысикова.

— Не голоси! Зазря стараешься, — ощерил он в улыбке прокуренные зубы. — Мое слово — кремень. Сказал — отрубил. Чего у тебя убудет? А за поперешность по миру пущу, и все едино подо мной будешь. Люба ты мне. Ох, люба…

Тут вошла мать. Аграфена кинулась к ней, обхватила, прижалась всем телом и зашлась в плаче. Поняв, в чем дело, Марфа толкнула дочь в горницу и, подперев спиной дверь, принялась поносить Крысикова, не стесняя себя выражениями. Пообещала размозжить ему топором башку, если он хоть пальцем прикоснется к Аграфене.

— Заткни хайло! — взвизгнул посиневший от бешенства Крысиков, медленно подвигаясь к Марфе.

— Не подходи!

Растопыренная пятерня впилась в горло женщины, и Марфа захрипела, взмахнула бессильно руками. Крысиков еле заставил себя разжать пальцы. Бесчувственное тело повалилось на пол. Сцапав за полушубок, Крысиков легко оторвал Марфу от полу, поставил на ноги и стукнул спиной о стену так, что из полуоткрытого рта женщины брызнула кровь.

— Бабушка! — полоснул тишину Леночкин крик.

Отшвырнув бесчувственную Марфу, Крысиков повернулся к девочке, медведем пошел на нее.

— Ма-а-а!

Тут распахнулась входная дверь. Влетел пулей Сулимов. Рвущимся голосом крикнул от порога:

— Крысиков! Живо к Горячеву.

Несколько мгновений Крысиков обалдело стоял посреди комнаты. Кинул взгляд на беспамятную Марфу, на прижавшуюся к печке Лену. Длинно выматерился.

— Откуда его черт принес?

— Давай живо. Прискакал злой как собака. Топает, кричит.

— Вернусь — чтоб баня была натоплена! — бросил Крысиков и ушел с посыльным.

Придя в себя, Марфа увидела склонившихся над ней Аграфену и внучку. Глянула на дверь и вскрикнула: на пороге стоял Онуфрий…

2

Даже тупой Крысиков, едва ступив в кабинет председателя волисполкома, с одного взгляда определил, что Горячев не то что взволнован, а прямо-таки взбешен.

— Где Карпов? — ринулся он к вошедшему.

— Не могу знать, — недовольно воркотнул Крысиков.

— Что за дьявольщина, мать-перемать! — взорвался Горячев. — В такой момент исчезает начальник продотряда, а вы… Может, его прихлопнули иль…

Ошеломляющая догадка оборвала речь. А ведь бывший начальник дивизионной контрразведки мог и улизнуть от кровавого финала. Привык беззащитных пытать да расстреливать. А тут и в лоб и в затылок целят… Горячев как-то сразу уверовал в дезертирство Коротышки — трус, жалкий подонок! — и, срывая зло, заорал на Крысикова:

— С бабами воюешь! Нашел вре-мя…

Исстегал всласть, отвел душу. Гориллоподобный Крысиков не на шутку взбеленился и еле сдерживался, чтоб не пришлепнуть Горячева кулачищем. Поняв, что перехлестнул, Горячев разом переменил выражение лица и как можно торжественней:

— Вы назначаетесь начальником продотряда. Вся полнота власти в ваших руках.

— Р-р-р… стр-р-рр…

— Будем всячески содействовать, — проговорил молча наблюдавший всю эту сцену Кориков.