Красные пианисты

Болело плечо. Из раны сочилась кровь. «Сколько же ее у меня?» — подумал Клинген, почувствовав, что слабеет.

Дорожный знак указывал на приближение перекрестка. Клинген притормозил и свернул вправо. Выбирать было некогда. Надо было скорее, пока он еще не потерял сознание и его не настигли, найти место, где он мог спрятать коробочку. Клаус запомнил показания спидометра на повороте.

Он проехал еще километра два и остановился у небольшого овражка. Дальше ехать уже не было сил. Клинген с трудом вылез из кабины и заскользил по траве вниз.

Здесь, у кустарника, он снял ножом кусок дерна, вырыл ямку, положил туда списки и шифр и снова заложил это место дерном. Тайник был не очень надежен, но на поиски другого не было времени. Клаус боялся, что с минуты на минуту потеряет сознание.

Путь наверх оказался неизмеримо труднее, кожаные подошвы скользили по траве. По его лицу бежал пот. Он уже не сдерживал стона. Наконец, ухватившись за раскрытую дверцу, Клаус вполз в машину. «Еще немного, еще совсем немного…» — твердил он себе, приказывая рукам, ногам, сердцу… Мотор завелся, и машина рванулась. Надо было поскорее отъехать от этого места. Он увидел настигающие его фары, и это придало ему сил. «Мерседес» снова рванулся вперед.

На первом же перекрестке он свернул на проселок. Проехав километров пять, Клаус загнал машину между деревьями и тотчас же выключил свет.

Со стороны шоссе нарастал шум автомобильного мотора. Но потом шум стал удаляться.

Клинген как-то сразу обессилел. Голова его безжизненно откинулась на спинку сиденья. Он вспомнил мать и отца. Они лежали в далекой русской земле, а он будет лежать здесь. Один… Что завтра напишут о нем газеты?..

«В автомобильной катастрофе погиб книгоиздатель Клаус Клинген…», «Как нам стало известно из осведомленных источников, он был советским агентом…»

«Сколько же у меня крови?» — снова подумал он. Но кровотечение уже прекратилось. Его бил озноб, и сознание мутилось.

Он увидел теплое мелкое море. И мальчишку, который бредет по колено в зеленоватой воде. За ним на веревке, как покорная собака, тащится лодка. Берег еще далеко. Но с берега уже пахнет степью — полынью, цветами.

— Митька! — кричат ему с берега.

Это Колька, друг его детства.

— Иду! — отзывается он.

И бредет, бредет по зеленоватой воде. Но почему она стала такой холодной? Прямо ледяная. И его трясет мелкая дрожь… Он выходит наконец на берег и ложится на горячий песок. Так сладко лежать на горячем песке, и сил нет — слипаются веки…

Клаус — Дмитрий Иванович Алферов — открыл глаза: «Где я?! Сколько я пробыл здесь?..»

Высокие сосны коричневели в предрассветной мгле. В одну из них уперся радиатор «мерседеса». Лес был прибранный. Это был немецкий лес. Какая-то пичужка вспорхнула с ветки и села на радиатор. Алферов, попытался приподняться, но тут же глухо охнул от боли в плече. Голова была ясной, но кружилась от слабости. Значит, фён прошел.

Пичужка была верткой и веселой. Это не райская птичка, а обыкновенный поползень. И боль в плече, и эта пичужка, и запах земли на рассвете — все говорило о том, что это еще не смерть. Надо выбираться отсюда. Час возвращения на Родину теперь уже близок. Надо было жить и работать.