Читаем Красные плащи полностью

Торговые суда, которые ещё недавно бестолковыми взмахами вёсел выдавали растерянность своих экипажей, теперь завершили перестроение в оборонительный круг. Многолюдная сила объединённых экипажей, свободно маневрирующая по настилам между судами, легко задавит своей численностью эпибатов одной-двух атакующих триер, а ведь боевые корабли фиванцев тоже не останутся в стороне!

«Надо было с ходу таранить головную триеру!» — с досадой подумал Алкет, оборачиваясь к Эпаминонду.

Тот продолжал с такой гордостью, словно сам был победителем:

— Я здесь не для того, чтобы полностью сдаться на твою милость. Я лишь доставил наши условия. Они таковы: все граждане Фив — а на кораблях почти нет рабов — доставляются в Орей. Затем без всякого выкупа с оружием для своей безопасности и с личным имуществом они следуют на родину. Тебе достаются корабли с грузом. Это хорошие условия, принимай их.

Алкет недовольно поморщился: подумать только, Эпаминонд говорит так, будто приказывает!

— Если ты нарушишь своё слово, никто и никогда уже не вступит с тобой в переговоры, — завершил речь фиванец, — лучше потерять жизнь в бою, чем доверить её лицемеру!

Алкет медленно снял украшенный поперечным красным гребнем шлем.

— Хорошо, — мрачно бросил он парламентёрам, — я принимаю условия. Но сейчас вы сдадите на время всё ваше оружие, а также две трети вёсел с боевых кораблей...

Солнце уже клонилось к закату, когда жители Орея, взволнованные известием о приближении множества кораблей, разношёрстной толпой направились к порту. Сомнений нет, задуманное спартанским гармостом предприятие удалось (куда и зачем ушли его триеры, все знали ещё в полдень).

Алкет, теперь уже увенчанный славой военачальник и государственный муж, важно сошёл с борта пришвартовавшейся к причалу триеры.

— Боя не было. Трусы сдались, — горделиво бросал он короткие фразы угодливо мельтешившим вокруг местным олигархам; они обступили гармоста, едва тот принял доклад помощника. — Десяток судов, груженных зерном. Две триеры. Более трёхсот пленных. Всех в замок! К судам охрану! Разгрузка завтра.

Изумление охватило горожан, когда самодовольные конвоиры в красных плащах вели захваченных фиванцев к Орейской крепости. Такого количества пленных им видеть ещё не доводилось. Велика сила Спарты! Эпаминонд, опустив голову, шагал среди других несчастных. Тем не менее он выглядел скорее как человек, решающий в уме некую сложную задачу, чем подавленный и сломленный неудачей.

Ещё в порту, когда безоружных фиванцев стали, подталкивая копьями, строить в колонну, Эпаминонд сумел пробраться к Алкету:

— Как ты смеешь так обращаться со свободными людьми! Вспомни условия нашего договора!

Уродливое лицо гармоста исказилось в свирепой гримасе:

— Здесь нет свободных людей, а только рабы. Будут проданы так же, как и ты. Но нет, твою судьбу решит Герусия: я только что узнал, что ты — один из самых ярых врагов Спарты!

— Спартиаты нарушили своё обещание, — обратился к Эпаминонду один из шедших рядом с ним, — ты слышишь? Лучше нам было бы принять бой: или погибли бы с честью, или спаслись!

— Рано говорить о гибели. И мы ещё не в рабстве. Словам же развратного Алкета я не верил ещё в море. Сейчас лишь самый важный момент боя, а не поражение. Оно наступит неминуемо, едва вы перестанете доверять мне! Мы вошли в занятый противником город. Осталось его взять! Вот так и следует оценивать наше положение.

Пленных загнали в подвальные и подземные камеры Орейской крепости, толстые двери заперли мощными засовами, приставили часовых.

Тех же, кого не удалось втиснуть в битком набитые каменные мешки, связали и, согнав в тесный круг, усадили во дворе крепости на расстоянии верного броска копья со смежных стен. Эпаминонд постарался оказаться именно в этой, последней группе заключённых, что ему вполне удалось. Некоторое время он сосредоточенно рассматривал сооружения крепости. Затем его внимание привлекла сверкавшая отнюдь не спартанским великолепием колесница, подъехавшая к воротам. Вскоре появился принаряженный и с невероятной причёской Алкет.

«Прав был Ликург, говоря, что красивых причёска делает ещё прекраснее, а безобразных — ещё ужаснее», — подумал Эпаминонд, глядя, как гармост в роскошной колеснице уезжает из крепости.

Стоило только начальнику уехать, как два немолодых гоплита подошли к его помощнику и с возмущённым видом стали ему что-то доказывать. Тот, видно, принял доводы старых вояк, несмотря на своё мрачное настроение. Некоторое время спустя он тоже удалился из крепости в сопровождении нескольких человек. Питанием пленных, похоже, никто заниматься не собирался. Голод, а главное, жажда, давали о себе знать всё сильнее.

— Задерите головы, раскройте пошире свои фиванские пасти, может, дождик туда и капнет, — ответил один из стражников в ответ на просьбу принести воды. Всё же ближе к ночи появилось завёрнутое в лохмотья существо с большим кувшином воды. Пока пленники пили, передавая сосуд из рук в руки, ворота вновь заскрипели, и во двор вошёл небольшой отряд воинов в доспехах.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги