Читаем Красные плащи полностью

— Есть вопросы, на которые не отвечают. Если лаконцы считают, что среди них есть те, кого легко одолеть золотым оружием, — пусть взаимная подозрительность ослабит их ряды. Если Сфодрий подарил Спарте нового врага не за деньги, а всего лишь по недомыслию, то зачем же возводить на человека напраслину? Наконец, даже если удастся подкупить кого-нибудь в стане противника, то зачем же говорить об этом? Ведь тогда страх перед разоблачением и наказанием может оказаться сильнее алчности, и применение золотого оружия в дальнейшем будет затруднено.

— Враг делает всё, чтобы этого оружия у нас было как можно меньше! Агесилай вновь не позволил нам собрать урожай и добился, чего хотел — поставил Фивы на грань голода!

— Вот человек, делающий честь войне! — воскликнул Эпаминонд. — Ныне, в годах преклонных, он силён духом и разумом, как некогда телом! Презирает золото как спартанец времён Ликурга! Против его людей бессильно золотое копьё! Впрочем, — закончил он, успокаиваясь, — знаменитый воин чересчур обременён грузом прожитых лет. Кроме того, его взгляды мешают обогащаться и вести роскошный образ жизни слишком многим влиятельным гражданам Спарты. Я не удивлюсь, если со старым львом случится беда.

— Он предпримет новое вторжение, скорее всего, летом будущего года, а к тому времени мы станем сильнее. Вот если бы нам не удалось доставить хлеб из Пагас в Фивы...

— Ещё не доставили, — устремлённый вдаль взгляд Эпаминонда вдруг стал холодным и острым, — похоже, рано говорить о завершении дела.

— Что это? — его спутник также обратился на север, к Магнесии, откуда наперерез судам шли три увеличивающиеся на глазах точки.

— Три боевых корабля идут развёрнутым фронтом, — ответил Эпаминонд, — и уверяю тебя, в них полно спартанских эпибатов. Ближайший лаконский гарнизон стоит в Орее. Начальником там некто Алкет. Похоже, именно он спешит нам навстречу так, что вёсла гнутся!

— Будем сражаться!

— Бесполезно. Противник атакует тремя триерами нашу одну и расправится с нею прежде, чем подоспеет вторая. Тогда он легко одолеет и её. Не стоит также пытаться уйти — наши круглобокие[76] не могут развить нужную скорость. Сопротивление означает гибель, а тогда уж Фивы точно останутся без хлеба.

— Как? Мы даже не обнажим оружия? Покроем себя позором?

— Мы должны быть прежде всего живыми, чтобы спасти Фивы от голода, а демократию от гибели. Оружия обнажать не будем! Но всё же распорядись принести шлемы. Алкет горяч, и может засыпать нас стрелами, прежде чем поймёт, что мы сдаёмся.

Кормчий тоже заметил опасность: удары тимпана стали чаще, резко звучали отрывистые команды. Эпибаты, на ходу застёгивая позвякивающие металлом доспехи, торопливо поднимались на боевые мостки. Несколько матросов разносили по скамьям гребцов короткие мечи и ножи[77]. Струи омывающей корпус воды зажурчали громче: триера забирала влево, носом к противнику, чтобы избежать сокрушительного удара тараном в борт.

Спартанский гармост нетерпеливо повёл крутыми плечами, под алым плащом сверкнула бронза панциря: манёвр удался! Сейчас его триеры, идя параллельным курсом, зажмут меж своих бортов корабль противника!

В какой-то момент атакованной триере едва не удалось увернуться, но или кормчий ошибся в расчётах, или экипаж не смог точно выполнить его команду, и теперь ему, Алкету, осталось взять идущую в руки победу. Он уже поднял руку, готовясь дать сигнал лучникам и баллистиарию[78], наводившему заряженный каменным ядром палинтон в прикрытую лёгким фальшбортом носовую площадку фиванской триеры.

Но что это? Корабль противника сбавляет ход, вёсла втягиваются в корпус. Один из стоявших на носовой площадке воинов — из-за фальшборта виден лишь его шлем — вытягивает вперёд руки с горизонтально лежащим мечом в ножнах. Они сдаются!

Алкет медленно, чтобы стрелы не сорвались с туго натянутых луков, опустил руку. Шлем скрыл невольно проступившее выражение досады: он предпочёл бы взять победу в бою.

Корабли тем временем поравнялись. Четырёхлапые крючья-кошки крепко впились в борт фиванской триеры. Алкет потребовал убрать фальшборты, начальников вызвал к себе на корабль, а оружие велел приготовить к сдаче.

— Эпаминонд? Так это ты здесь за главного? Кажется, я уже слышал твоё имя. Значит, ты не последний среди этих смутьянов — фиванских демократов! — презрительно бросил спартиат человеку в чёрном, ступившему на боевой помост его триеры. — Что, заниматься демагогией легче, чем водить корабли в морском бою?

Эпаминонд гордо вскинул короткую каштановую бороду:

— Алкет! Отнесись с уважением к тем, кто решил избежать кровопролития. В ином случае победа обошлась бы тебе недёшево. Даже сейчас мои товарищи намерены сражаться до последнего, если с нами, — указал он на сопровождавших его, — что-нибудь случится. Взгляни!

Гармост повёл взглядом и быстро оценил, как изменилась обстановка, пока он разбирался с первой фиванской триерой и препирался с Эпаминондом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги