Красные щиты

Под конец они взошли на крепостную стену. Стояла лунная ночь, с моря дул легкий освежающий ветерок. Бертран де Тремелаи вдруг повел речи необычные и страшные - у Генриха несмотря на прохладу сперло дыхание в груди. Магистр говорил, что о чаше с кровью Христовой давно шла по свету молва; искали эту чащу повсюду, многие уже перестали верить в ее существование. А чаша была у язычников, они владели ею, надо было только прийти и отодвинуть завесу, которая ее скрывала. Вот так же все теперь толкуют о вселенской власти, жаждут, чтобы на земле появился тот, кто держит в длани своей крест и меч, все ищут такого государя, а он, возможно, где-то есть, надо только поискать его и отодвинуть завесу, которая скрывает его от людей, - все короли и владыки мира сего лишь игрушка в его руках...

Они стояли на крыше башни, облокотившись на зубцы. В ярком лунном свете лежали внизу развалины "греческого города, как нагромождение белых неподвижных тел, как груды выветрившихся костей. И над этими мертвыми, призрачно белыми камнями вздымалась черная громада крепости тамплиеров. Только в одном окне горел огонек - там, на столике, покоилась изумрудная чаша.

Старый магистр, понизив голос, поведал Генриху две тайны, о которых небезопасно было говорить в другом, менее уединенном месте. Есть на Востоке обширная страна, где правит могучий повелитель, потомок Мельхиседека (*96). Ему нет надобности думать над тем, что выше - крест или меч, ибо и тот и другой равно в его руке: великий владыка, пресвитер Иоанн (*97).

И еще, перейдя уже на шепот, рассказал о Горном Старце (*98). Говорить это и даже слушать было страшно; одно неосторожное слово о Старце и его подданных, асасинах, могло принести смерть, как случилось с графом Боэмундом, убитым средь бела дня в густой толпе у ворот Антиохии.

15

Тэли, Герхо и Лестко остались в Иерусалиме ждать возвращения их господина из Газы; а Якса, воспользовавшись свободными днями, отправился с группой генуэзцев в паломничество по ближним и дальним окрестностям, освященным стопами спасителя. Они собирались посетить Вифлеем, побывать у Мертвого моря, а потом у Генисаретского озера. Тем временем трое друзей жили у тамплиеров в покоях князя вместе с молодым рыцарем Янеком из Подлясья. Время тянулось для них медленно.

Тэли был обеспокоен поведением Генриха, его молчаливостью, странным безразличием к необычной, волнующей жизни, которая их окружала. Когда на горе Елеонской королева Мелисанда запела любовную песенку, Тэли наблюдал за князем и видел, как тот покраснел от взгляда этой коварной женщины. Хотя королева была немолода, она показалась Бартоломею красавицей, и холодность Генриха удивила его. А он-то уже размечтался, что их князь женится на королеве, видел на его голове иерусалимскую корону. И Герхо тоже не сводил с королевы горящих глаз.

Во второй день после приезда в Иерусалим они дотемна стреляли из лука в саду между дворцом тамплиеров и крепостной стеной, потом весело гонялись друг за другом по песчаной земле, и возгласы их звучали в неподвижном вечернем воздухе, как соколий клекот на королевской охоте. Когда же совсем стемнело, они уселись под оливой в обнимку, плечо к плечу, и начали смотреть, как пролетают над стеной последние голуби, несшие магистру Бертрану вести от тамплиеров со всех концов королевства.

Герхо, глядя в ночной мрак, рассказывал о королеве. Наслушался он о ней всякой всячины от здешнего люда и от горожан на улицах. Но, конечно, больше всего судачат о ней оруженосцы тамплиеров, такое говорят, чего и сам Бертран де Тремелаи не ведает. Рассылает он во все стороны почтовых голубей, принимает приезжих из дальних стран и посланцев от разных тайных рыцарских союзов, а вот не приходит ему в голову попросту расспросить здешних оруженосцев - те могли бы ему поведать о таких вещах, что сердце старика, верно, забилось бы сильней под стальным панцирем.

Оказывается, не только сестра королевы Алиса вступает в заговоры с сарацинами против родной дочери и как угорелая носится по всей Сирии, скачет то в Антиохию, то в Эдессу, то в Иерусалим и даже, говорят, с Дамаском заигрывает. Сама Мелисанда тоже ищет союзников среди врагов веры христианской и получает деньги не только от генуэзцев, венецианцев или пизанцев, но и от правителей Дамаска, Аскалона, далекого Багдада. Она вступит в союз с кем угодно и против кого угодно, лишь бы побольше золота заграбастать. А деньги все тратит на красивых юношей. Ночи не проспит одна, и сказывают, двух ночей подряд не спала с одним и тем же мужчиной. Разве что в ту пору, когда покойный король Фулько еще не размозжил себе голову, гоняясь за зайцем.

Каждый день высматривает она себе нового полюбовника среди рыцарей и рабов, среди сирийцев, греков и пулланов, а пуще всего охоча до невинных, совсем молодых парней. Но такая хитрая и осторожная, что никто ничего не знает наверняка, только догадываются.