Красные щиты

- Прежде всего надо нам выяснить, на чем зиждется право на королевский трон в Иерусалиме и кому оно принадлежит. Дед наш, славной памяти король Балдуин Второй, как мы все знаем и помним, завещал королевство дочери своей Мелисанде, зятю Фулько и их сыну Балдуину. Итак, нам остается лишь определить, теряет ли свою силу неоспоримое право матери нашей на корону с того времени, как брат наш Балдуин достиг совершеннолетия. До сих пор, по общему согласию, королева владела Наблом и Иерусалимом, брат наш - Сидоном и Тиром, а я - Антиохией и Эдессой. Теперь же надо, чтобы сведущие в законах люди сказали, должно ли все остаться, как было, или нет...

Гумфред де Торн, вскочив с места, ударил мечом об пол и крикнул:

- Своих владений никто не отдаст! Иерусалим наш и Набл тоже наш. Манассия изгнан из пределов королевства, и нечего тут долго рассуждать. Право королевы никто не оспаривает - но ведь она не в состоянии им пользоваться.

Балдуин слегка махнул рукой. Эти речи раздражали сто - пустая, бесцельная болтовня! Он уже владеет Иерусалимом и ключами от башни Давидовой со всеми ее сокровищами. Словами ничего тут не изменить, все сделано, за мать никто даже не вступился, Рогард и Филипп, скорее всего, оказались с королевой в башне лишь случайно. Это понимала и сама королева. Встав с места, она кивнула всем и обратилась к патриарху Фульхерию:

- Слова твои, святой отец, тронули мое сердце. Я поняла их мудрость, и потому отдаю все, чем владею и что принадлежит мне по праву, сыну моему Балдуину. Пусть он правит во всем королевстве нераздельно. И ежели сыну моему - и с нынешнего дня королю, будет угодно отпустить меня с миром, я согласна поселиться в Набле и содержать свой двор на доходы с этого города. Для моих молитв не так уж много требуется хлеба.

И со вздохом села. Она отдавала таким образом сыну то, чем он и так уже владел, да кстати, сделав ловкий ход, оставляла за собой богатые доходы Набла, где управление вершилось по новым законам и где было множество генуэзских и пизанских купцов.

Тамплиерам осталось только свести воедино мнения, показать, что рассуждения патриарха и Амальрика - это чистая теория и что куда полезней подойти к делу просто. Это и выполнил в немногих словах магистр Бертран, с некоторым пренебрежением поглядывая на Гумфреда де Торн.

- Итак, - молвил он, - наша королева своим согласием разрешила это запутанное положение. С нынешнего дня в Иерусалиме вновь царствует один король. Золотая его корона воссияет новым блеском - блеском земного мира, меж тем как царство Христово не от мира сего. Десница божия вновь осенит государей иерусалимских, и мы, видя, что трон их утвердился в Иерусалиме рядом с храмом Соломоновым и Гробом Господним, можем сказать вместе с отцами нашими и дедами: так хочет бог! Его волю мы исполняем, за него сражаемся, его знаку следуем, ибо сей есть знак всемогущества небес, знак его чаши и храма, вечных символов власти королей и церкви. И посему нам надлежит укреплять свое могущество. Так пусть же не ржавеет меч наш, пусть не зарастают паутиной ножны, дабы мы удостоились царства небесного!

Так закончив, магистр сел. Его речь произвела на Генриха странное впечатление. Она поразила князя, а чем, он не знал. Простые слова, и сказаны они просто, но есть в них какой-то иной смысл, который, видимо, не только ему непонятен. Генрих обвел взглядом ряды тамплиеров - рыцари сидели и стояли, мрачно сжав уста. Без сомнения, слова Бертрана имели тайный смысл - патриарх заметно огорчен ими, хотя старается не подавать виду. У Гумфреда де Торн обескураженное лицо. Только члены королевской семьи, сидевшей под пурпурным балдахином, сохраняли спокойный, самоуверенный вид. Мелисанда загадочно прикрыла черные глаза, добродушная Иветта улыбалась. Казалось, она одна здесь верила в то, что было сказано.

С места поднялся стройный красавец Балдуин.

- Ну что ж, - сказал он своим небрежным, ироническим тоном, - раз мы достигли единства и единомыслия, надо это закрепить делом, походом против мусульман. Прошу всех моих вассалов, находящихся в Иерусалиме, а также великих магистров иоаннитского и тамплиерского орденов, кастеляна Рогарда и тебя, патриарх, пожаловать завтра сюда об эту же пору. Нам надлежит обсудить необходимые приготовления к тому, чтобы вырвать из рук язычников последнюю твердыню в нашем королевстве. Ибо мы желаем, чтобы на стенах Аскалона, этой "жемчужины Сирии", засиял христианский крест.