Красные щиты

Казимир говорил серьезно и искренне. Генрих смотрел на него с удовольствием — всем взял, ничего не скажешь. Вытащив из-под плаща какой-то странный предмет, Генрих протянул его Казимиру. Это был золотой, но сильно почерневший венец с круглыми ямочками, в которых когда-то были драгоценные камни.

— Надо бы и эту штуку спрятать здесь.

— А что это? — удивился Казимир.

— Корона деда нашего… Болеслава…

— Где ты ее взял?

— В его гробу, в Осиеке.

— Вот как! А зачем?

— Зачем?..

Генрих не нашелся, что ответить. Он только поднес венец поближе к факелу, который был в руке Казимира.

— Видишь, этим короновались в Кракове наши предки.

— Да? — равнодушно сказал Казимир, проверяя прочность одного из мешочков с золотыми монетами. — Но тебе-то она зачем? Может, собираешься венчаться ею, стать королем сандомирским? — громко рассмеялся он. — Только прежде надо бы построить собор получше, старый вот-вот обвалится. Давай ее сюда, — сказал он, беря корону из рук Генриха и кладя ее в деревянный ларец на горностаевую мантию княгини Саломеи. — Пока спрячем здесь, а там пожертвуем в какой-нибудь костел… Взял из гроба! — вздохнул он, набожно крестясь, и лицо его приняло выражение простодушной покорности.

— Горностаи совсем уже разлезаются! — сказал он вдруг. — Я их храню просто так, на память, а толку от них никакого.

— Скоро ты женишься, — сказал Генрих, думая о другом.

— Вот еще выдумал! — снова засмеялся Казимир и подозрительно посмотрел на брата. Но лицо Генриха было серьезно, как будто он молился.

Потом они обсудили, что будут делать дальше: в каком порядке посетят города сандомирского княжества, каких кастелянов проведают, как объедут границы. Генрих хотел прежде всего побывать в Мехове у Яксы, потом в Опатове и в Загостье — взглянуть, насколько продвинулось сооружение храмов, которые он, во исполнение обета, велел там поставить. С поездкой они решили повременить, — пусть пригреет весеннее солнце и просохнут дороги. Но покамест ждали тепла, из Кракова примчался во весь опор гонец со скорбной вестью. Княгиня Верхослава скончалась, протомившись несколько дней в горячке, которой занемогла вскоре после отъезда Генриха.

Братья стали собираться в Краков, целый день ушел на приготовления. Тем временем прискакал другой гонец; еле переводя дух, он упал перед Генрихом на колени и со слезами сообщил, что князь Болеслав Криспус[11] намерен похоронить княгиню в Плоцке и тело ее перевезут на «кораблях», как сказал гонец, из Кракова в Плоцк, ибо она выразила желание быть погребенной в тамошнем соборе, рядом с Кривоустым и с княгиней Саломеей. Князь Болеслав просит-де Генриха подождать в Сандомире, пока не прибудут корабли, и сопровождать их дальше, в Плоцк; а также приказывает зажигать вдоль берегов костры для оповещения о том, что корабли приближаются.

Генрих отослал гонца обратно в Краков, велел Казимиру позаботиться обо всем необходимом для поездки и о кострах, а сам отправился в костел святой Девы на заупокойный молебен по усопшей княгине. Народу в бревенчатом костеле было мало, служба тянулась долго. Снова установилась сырая погода, туман застилал все вокруг. После молебна Генрих вышел на обрыв за костелом и постоял над Вислой. Воды в реке прибавилось; как серый холст, простиралась перед его глазами необозримая водная гладь. Вместе с князем пошел на берег только престарелый Вшебор. Долго стояли они молча, потом Вшебор, тяжко вздохнув, сказал:

— Боже милостивый, вот я, такой старый, живу, а молодые умирают!

С той поры начались для Генриха дни ожидания. Он не доверял ни слугам, ни Казимиру, сам выходил на берег и, кутаясь в широкий белый плащ, все смотрел, не горят ли костры.

Ждал он с неделю, а то и больше. Но вот однажды, стоя на площадке замковой башни и глядя на величавое течение Вислы в излучине, он увидел над зелеными ее берегами темные клубы дыма. День выдался по-настоящему весенний, солнечный. К вечеру на свинцовых волнах разлившейся реки показались корабли с надутыми парусами, гребцы усердно помогали ветру. На носу переднего корабля, когда тот подошел ближе, Генрих разглядел обитый черным сукном помост и на нем — гроб под парчовым покровом.

После долгого и утомительного путешествия они добрались наконец до Плоцка. Толпа в молчании расступалась перед процессией с гробом Верхославы, который несли на гору. За гробом шли ее дети, муж, родня. В давно пустовавшем замке стало людно. Приехал из Познани Мешко со своей второй женой, которую Генрих видел впервые. Мешко, как всегда, сопровождала многочисленная свита, паны, поморские князьки, дети, и был он, как всегда, очень нарядный, важный и мелочно-скупой. Епископ Александр отслужил торжественный молебен в соборе, где на высоком катафалке стоял маленький черный гроб и мерцали в полумраке свечи в руках у молящихся. Так похоронили Верхославу, урожденную русскую княжну.