— Да, но этим мы морально готовим бойцов к дальнейшему отступлению. А отступать некуда — позади Москва.
— Согласен, что сдавать Москву нельзя и ее мы не сдадим; порукой этому уже то, что продвигаются фашисты все медленнее и медленнее. Скоро мы их совсем остановим. Но на отдельных участках они еще могут наступать, и к этому надо готовиться…
Неподалеку от нашего КП за невысокой оградой маленький деревянный домик. В отличие от других, его окна широко раскрыты. Изнутри доносятся звуки радио. Сильный мужской голос поет любимую песню фронтовиков. Неожиданно к нему пристраивается детский голосок:
— В доме кто-то есть, — замечает Дедков. Он направляется к раскрытому окну и, поднимаясь на носки, пытается заглянуть в комнату.
— Эй, кто там, покажись!
Никто не отзывается. И детского голоса больше не слышно.
— Эй, кто в доме! — повторяет комиссар. — Мы свои, русские!
В открытом окне сначала показывается кустик льняных взлохмаченных волос, затем голубые крупные глаза и, наконец, веснушчатое лицо с коротким носом. Обладателем всего этого великолепия оказался мальчишка лет семи. Он смотрит на нас и застенчиво улыбается.
— Кто еще в доме? — спрашиваю мальчугана.
— Я один, — отвечает. — Бабушка ива… иваку-ри-ровалась.
— Как же ты от нее отстал?
— Спрятался, и все. Меня тоже ива… ива-ку-ри-ро-вать хотели.
— Почему же ты не уехал? Сюда немцы могут прийти. Как будешь один жить? Да и вообще…
Мальчик объясняет, что хочет воевать. Винтовку он не поднимет? Это неважно. У него есть другое оружие.
Мальчик исчезает, но скоро возвращается с двумя бутылками.
— Тут знаете что? — глазенки паренька задорно сверкают. — Керосин!
Мы не задавали вопросов. Ждали, чтобы он сам рассказал.
— Ванька, сосед, он большой уже, говорил, что бутылками можно фашистов жечь. Я как подкрадусь к дому, где фрицы, ка-ак брошу бутылку, потом ка-ак подожгу спичкой!..
С трудом убедили мы Федю — так звали этого маленького «вояку» — отправиться в тыл, к бабушке. Вначале он плакал, грозил жаловаться «большому» командиру и только после долгих уговоров согласился с тем, что Москву смогут отстоять без него…
Наш батальон, входящий теперь в 9-ю танковую бригаду, поддерживает стрелковый полк 193-й дивизии. Оборона полка проходит по южной окраине Новокаширска. Танки рассредоточены по всему участку, укрыты и готовы огнем встретить противника, если он прорвется к городу. Одну танковую роту я выделил в резерв на случай маневра или контратаки.
25 ноября появилась первая ласточка: на нас выскочили несколько танков противника, — по-видимому, разведка. Теперь надо ждать атаки главных сил.
Вечером стал накрапывать дождь. Ночью он усилился. К утру дороги размыло, грязь стала непролазной. Но для танка грязь не помеха.
Я нахожусь на наблюдательном пункте командира стрелкового полка майора Школьника. Отсюда хорошо видны подступы к городу. У противника все тихо, спокойно. Но нам ясно, что это — затишье перед бурей. Действительно, наблюдатель докладывает комбату:
— Товарищ майор, немцы!
Школьник направляется к амбразуре. Я — за ним.
Глазам нашим открывается грозна?! картина. Более двадцати вражеских Т-III и T-IV размеренно, как на параде, двинулись к нашим окопам. За ними темные, чуть пригнувшиеся фигурки автоматчиков.
Оборона замерла. Бойцы, разумеется, видят противника, но не стреляют — без сигнала нельзя.
Оглядываюсь на Школьника. До противника метров восемьсот, пора открывать огонь, а он по-прежнему невозмутимо смотрит в бинокль. Наконец поворачивается к командиру артиллерийской противотанковой батареи, коротко бросает:
— Давай!
Лейтенант подает команду в телефонную трубку, и минуты через две около вражеских машин снаряды начинают выворачивать землю.
Стреляют и мои танкисты. Мы видим, имеются и попадания, но большого вреда врагу не причиняют. У противника лишь строй нарушился.
Командир полка посмотрел на меня:
— Выручай, товарищ капитан. Надо остановить!
Я дал по радио приказ командиру резерва контратаковать. И опять наблюдаю за полем боя.
Пока говорил, артиллеристы успели подбить два танка противника. Немцы приблизились до полкилометра. Наш огонь стал более действенным. На моих глазах за какую-нибудь минуту вспыхнула еще пятерка машин. Под пулеметным и стрелковым огнем залегли и автоматчики.
Оставшиеся десятка полтора танков замешкались, потом стали поворачивать назад. Но уйти им не дала резервная рота. Она отрезала им путь отступления и заставила вступить в огневой бой. Фашисты несли потери, но шли в лоб, иного выхода у них не было. Все же несколько машин вырвались.