На переднем крае противник сопротивления почти не оказал. Но перед возвышенностью, на которой раскинулось небольшое село Ржанивка, советские танки попали под сильный огонь. Вспыхнуло несколько «тридцатьчетверок».
— Мало, очень мало сделали наши артиллеристы, — недовольно покачал головой командир бригады. — Почти вся система противотанковой обороны у противника сохранилась.
Встретив яростное сопротивление, Метельский осуществил маневр. Мы видели, как несколько левофланговых машин, используя лощины, направились в обход населенного пункта.
Скоро и все машины батальона вышли из поля зрения. Но радио каждые пять минут держало нас в курсе дела. Капитан достиг окраины села, и его танки одновременно атаковали врага с фланга и тыла.
Я покинул соседнюю бригаду, когда Ржанивка уже была взята. Полковник при мне доложил в штаб корпуса о первом успехе.
Позвонил генерал Кравченко:
— Что, Степан Федорович, хлопцы очень устали? Когда сможете выступить?
— К утру.
— Тогда вот что. Ваш сосед справа уходит на другое направление. Вам придется повернуть на Браженцы.
В землянке холодно, а меня бросило в жар. Браженцы! Это как раз то село, где находится мой сын.
В землянку входит раскрасневшийся от мороза и ветра Маляров. Его усы, брови, ресницы заиндевели. Сбросив шинель и потирая руки, он подсаживается к железной печурке.
— В институте я изучал закон об усталости металла, — говорит подполковник. — А наши танкисты опровергли его. Мы, Степан Федорович, перекрыли все известные до сих пор нормы эксплуатации машин. Согласно уставам всех армий мира, в том числе и нашему, после трех-, четырехсуточных танковых боев части должны выводиться на отдых. А сколько времени мы воюем без отдыха?.. — Он вдруг обрывает себя: — Слушай, а почему у тебя такой кислый вид?
Рассказываю о звонке командира корпуса и о том, что нам предстоит освобождать Браженцы.
Маляров не находит слов для утешения. Он понимает, если противник будет долго сопротивляться, то жертвы среди мирных жителей неизбежны. Возможно и другое: гитлеровцы просто угнали население на запад…
К утру из Браженцев возвратились разведчики. Василий Причепа настроен оптимистически:
— Оборона — не ахти какая. И артиллерия — в недостаточном количестве. Фрицы обмороженные все, сопротивляться много неспособные. — Он протянул мне листок бумаги: — А это схема расположения орудий.
Познакомившись со схемой, Маляров заметил:
— Южное направление более открытое. Отсюда и ударить нужно. — Немного подумав, добавил: — Я с ротой Горбунова пойду.
Утром началась пурга. Дневной свет так и не появился. О молниеносном ударе речи не могло быть. В такую погоду машину надо вести осторожно.
Снова позвонил командир корпуса:
— Идете?
— Идем.
— Погода неважная. Может, отложить?
— Все будет в порядке.
— Ну хорошо. Желаю успеха!
Я передал трубку телефонисту, посмотрел на Малярова:
— А не лучше действительно повременить? Случись что, скажут — из-за сына…
Маляров не на шутку разозлился:
— Копеечная щепетильность! Разве вчера была лучшая погода? Сейчас солнышка ждать не приходится!
Даже майор Хромов, человек осторожный, сдвинул щетки-брови, вынул изо рта трубку-коротышку и сделал протестующий жест:
— Степан Федорович, вы меня удивляете.
В смотровые щели совсем ничего не видно. Командиры танков легли сверху на броню, взмахами рук сигнализировали механикам-водителям. Машины шли осторожно, почти на ощупь.
Вой снежной бури сыграл положительную роль: противник не слышал шума моторов.
Маляров сообщает по радио, что подходит к юго-западной окраине села. Подтягиваю отстающие танки и отдаю общую для всех подразделений команду: «Атаковать!»
Разведывательные данные Василия Причепы помогли быстро уничтожить почти все противотанковые средства противника. Деревня занята без потерь.
Пурга не унимается, но жители Браженцев оставили свои убежища и выбегают к нам. Группа ребятишек, растолкав локтями взрослых, протискивается к танкам.
— Дяди военные, — тоненьким голоском обращается к нам девочка лет семи, — вы всегда-всегда будете с нами? Никуда не уйдете?
— Уйдем, — взял ее на руки командир роты Горбунов. — Вот сейчас машины свои покормим и уйдем.
— А фашисты? — испуганно посмотрела на него девочка.
— Фашистов на советской земле больше никогда не будет. Конец им, понятно?
Девочка кивнула головой, вытерла рукавом мокрое от снега лицо:
— Капут им, да? А куда вы поедете?
— В Берлин. Там главный фашист Гитлер живет.
— А меня один фашист сапогом в живот ударил. Я маме плакать помогала, когда он нашу корову забирал. Он маму ударил, потом меня.
Горбунов поцеловал девочку. Назвал ее умницей, заявил, что отомстит тому фашисту, который коров забирает и маленьких детей сапогом в животы бьет.
— Вы его знаете?
— Они все такие.
Со всех сторон посыпались жалобы на оккупантов. И вдруг сквозь толпу ребятишек пробивается запыхавшийся паренек-оборвыш. Ищет кого-то глазами, бросается ко мне:
— Папа! Мне дядя Маляров сказал, что ты здесь.
— Во-лодь-ка! Сын!
Я прижимаю его к груди. Худенькое тело мальчика дрожит.