Красные туфельки (Сборник произведений молодых китайских писателей)

Домой я вернулся только к ужину. Отец в это время как раз проводил сеанс иглотерапии. Он открыл на дому что-то вроде частной клиники, и к нему наперебой старались попасть больные с улиц Хуацзе, Дундацзе, Сидацзе и даже из более отдалённых районов. Говорили, что отец неплохо разбирался в искусстве врачевания, одинаково успешно используя методы традиционной и западной медицины. Похоже, в его арсенале были и собственные уникальные способы лечения и знахарские средства. Я в его дела глубоко не вникал, но кое-какие поверхностные знания, чтобы дать кому-то лекарство от обычного недомогания, у меня имелись. Так что в отсутствие отца такими делами заведовал я. Обычно я выдавал такие лекарства, которые, даже если и не приносили облегчения, не могли стать причиной смерти больного. У отца имелась дурацкая привычка обтирать пальцы смоченной в спирту ваткой, а также был аккуратный проборчик на голове. Мне казалось, что именно так и должен выглядеть врач, и это представление не менялось на протяжении многих лет. Отец позвал меня посмотреть, как он ставит иголки, я вошёл в комнату. При виде тощей спины больного меня вдруг передёрнуло, словно мороз по коже пробрал. Мать готовила ужин, завидев меня, она тут же принялась за свои нравоучения. Как у матери, у неё была единственная привычка — поучать. Так что, если я задерживался, она не могла удержаться, чтобы чего-нибудь не сказать по этому поводу, даже если она говорила это себе под нос:

— Бродишь где-то целыми днями, точно неприкаянный.

Я ответил, что был на пристани и смотрел на корабли, ни в каких потасовках не участвовал.

— С утра до вечера никакого от тебя покоя, — проворчала мать, — весь в отца.

Её всегда переполняла ненависть к моему отцу, заодно с ним и я попадал под раздачу. Если бы у меня был старший или младший брат или живой дед, то и им бы от неё непременно досталось. Все мужики сволочи! Все женщины с улицы Хуацзе так считали. И она сама часто ругалась с отцом. Мы только уселись за стол, и пока всё было нормально, но едва я отлучился на кухню за добавкой, они уже разошлись. Как всегда, мать завела:

— Улица Хуацзе, будь она проклята!

Отец наклонился к моему уху и переиначил её слова:

— Эти мужики, будь они прокляты!

Тогда я ещё не понимал логики этой связи между улицей Хуацзе и мужчинами.

Мать попросила меня помочь, а сама продолжала:

— Что хорошего в этих кораблях, ты что, портовый смотритель, что ли?

— Сегодня на одном корабле приехала женщина.

— Ещё одна пожаловала! Да что за наказание такое! Будь она проклята, эта улица Хуацзе, почему наверху ещё никто не побеспокоился о бульдозере, чтобы сровнять её с землёй!?

2

Мать сказала «ещё одна пожаловала», потому как по улице Хуацзе сновало уже предостаточно женщин. Я разве ещё не сказал, что сейчас название этой улицы можно воспринимать дословно, как «цветник», в смысле «улица публичных домов»? Нет? Ну, это вы просто забыли. Тогда я напомню ещё раз.

Первоначально это местечко называлось «прибрежной аллеей», но это было очень-очень давно. А поскольку данная улочка располагалась рядом с пристанью, то прибывавшие на судах торговцы были не прочь здесь передохнуть. Эти мужчины годами пропадали в море, и один вид женщин сводил их с ума. Ну, а раз такое дело, то пожалуйста: желавшие подзаработать дамочки открыли перед ними свои двери в ожидании вознаграждения за приём. Такой бизнес оказался прибыльным, сюда из других мест устремились все — и мужчины и женщины. Женщины, чтобы принимать клиентов, арендовали сразу целые дворики, поэтому «прибрежная аллея» постепенно превратилась в «улицу публичных домов». Со временем прежнее название и вовсе забылось и эта улица стала именоваться «цветником», или Хуацзе. Нельзя сказать, что поголовно все жительницы этой улицы промышляли такими делами. Если бы вам довелось появиться здесь вечером в те времена, когда мне было четырнадцать лет, то в тех дворах, где под аркой висел небольшой фонарик, вас непременно встретила бы грациозная девушка. Вам надлежало снять фонарь и вместе с ним пройти в её внутренние покои, ну а под аркой становилось темно. Вы приходили, потом уходили, а женщина, если собиралась заработать ещё, могла вывесить фонарь повторно. Естественно, не каждая имела обыкновение вывешивать фонарь, некоторые скрывали от посторонних свой род деятельности, тогда вам следовало разузнавать о ней по другим каналам. Да не переживайте, говоря вы, я не конкретно вас имею в виду! Сейчас же нет абсолютно никакой разницы, висит фонарь или нет, было бы желание — и мужчина вычислит такую женщину без проблем. У мужиков на таких особ выработался нюх получше, чем у собак. Эту фразу я как-то услышал в одном из дворов на улице Хуацзе, когда проходил мимо. Разумеется, сейчас времена другие, красных фонарей становится всё меньше. Их сменили роскошные витрины парикмахерских и салонов красоты, где за стёклами сидят полуобнажённые девицы, которые не постесняются зазвать вас к себе средь бела дня. Хотя опять-таки я не вас имею в виду.

Но всё это не то, что было в мои четырнадцать лет.