Красные ворота

— А ты ему больше, чем родной сестре, веришь? Бабник он, твой Дубинин. Как совести хватило с девчонкой связаться. Ладно, хватит…

Тяжело, с одышкой после подъема по лестнице вошел старик Бушуев, пробормотал, что тяжела стала лестница для него, с передыхом приходится подниматься.

— А вы тут о чем беседуете? — поглядел на побагровевшее лицо Петра и на стоящую в углу Женьку с крепко сжатыми губами и, наоборот, бледную.

— Да вот Петр ругал Женю, что занимается плохо, — с трудом соврала Настя. — Сейчас обедать будем, отец.

За обедом не успокоившийся Петр выпил две рюмки водки, на что отец неодобрительно покачал головой:

— Смотри, Петя, привыкнешь к рюмкам-то… Я понимаю, нервничаешь ты, положение твое неопределенное, но чего тебе особо переживать — уйдешь в запас, без работы не останешься. Слава богу, безработицы у нас нет и не будет. А помнишь небось биржу труда на 2-й Мещанской и народищу на всю улицу?

— Помню, — буркнул Петр. — Ты, отец, за меня не бойся, не мальчишка, я волю над собой этой не дам, — кивнул на чекушку. — Без дела сейчас томлюсь, не привык к вольной жизни.

— А ты почитай книжечки, не больно много довелось прочесть-то. В театр сходи…

— Ну, театра мне хватает и тут, — раздраженно сказал Петр.

Старик непонимающе взглянул на сына, опять покачал головой:

— Загадками говоришь.

— Какие загадки? Привык Петя наш один жить, а сейчас в семье, ну и заботы, вот тебе и театр, — отвела Настя разговор в сторону.

— Да, отец, — улыбнулся Петр. — Настю вот замуж надо выдать, Женьку ремнем по заднице погладить не мешало бы…

— Да. Настеньке-то пора подумать…

И тут зазвонил звонок, резко, требовательно. Женька бросилась открывать входную дверь, и вскоре послышались мужские тяжелые шаги по коридору, потом открылась дверь рывком, и возник на пороге Дубинин…

Петр тяжело поднялся и пошел навстречу другу, сжав кулаки. Тут и Женька вошла, вся красная, губы подрагивают, и, повернув голову к Дубинину, сказала громко, напрягая ломающийся голос:

— Вот, явился — не запылился. Я что говорила?

57

Был восьмой час вечера, когда Коншин вернулся с работы. Умылся, поставил чайник, снял сапоги, за день настоишься в них, находишься, ноги гудят, и растянулся на диване с газеткой. Прочел, что у Малого театра липы высадили, что завод имени Сталина выпустил опытный образец нового автомобиля ЗИС-150. Посмотрел фото — красивая машина, немного на «форда» военного времени похожа, но отличается все же. Ну и рапорты всякие заводов и предприятий о перевыполнении плана к празднику 1 Мая. А на последней странице — объявления и всякая ерунда, вроде того, что «снижены цены на золото и серебро», в кинотеатрах новая картина «Третий удар». Может, сходить посмотреть? Да нет, не стоит. Всегда разочарования от военных картин. Ждешь настоящей войны, а на экране все не то, не та война, которую он прошел.

В коридоре зазвонил телефон. Никто из соседей не подходил, пришлось подняться и взять трубку.

— Алеша, — услышал он какой-то извиняющийся голос Антонины Борисовны, — у Наташки-то сегодня… свадьба. Только позвонила и пригласила… Сказала, что если вы хотите прийти, так приходите. Ну как? Пойдете? Вы слышите?

— Да…

— Так пойдете? Я бы на вашем месте пошла. Покажите себя мужчиной. Вы слышите?

— Да, Антонина Борисовна… Я не знаю… Я не пойду, наверно.

— Как знаете. Но показались бы как ни в чем не бывало, и дело с концом.

— «Как ни в чем не бывало» не получится, наверно… Ладно, пока, — не смог он говорить больше и положил трубку.

Вот так и на войне бывало: удар, земля из-под тебя уходит, небо куда-то забирается, и ничего не соображаешь. Лишь спустя немного чувствуешь боль и как гимнастерка намокает. Тут понимаешь — ранило и вроде жив пока… Пошатываясь, вернулся он в комнату, остановился посредине, не зная, что делать, только сейчас поняв, не верил он до сегодня по-настоящему в Наташино замужество, не верил, надеясь, что разговоры это все… Но вот случилось.

Он сел на диван, закурил и стал натягивать сапоги, сам не зная для чего, потому что не решил, пойдет ли он или нет. Но сидеть одному в комнате было невмочь и, накинув бушлат, он вышел из дома. Проходя мимо павильона дяди Гриши, встретился с официантом из филипповского. Деньги он ему давно уже отдал, и тот радостно, как старому знакомому, пожал Коншину руку и предложил «дернуть».

Коншин пошарил по карманам — денег не было. Пробормотав что-то, он бросился тогда к дому. Вбежав по лестнице, лихорадочно спеша открыл дверь, ворвался в свою комнату, резко выдвинул ящик стола, нашарил рукой десятирублевый золотой и сунул его в карман.