— Понятно, — прервал ее Коншин, — это разговор длинный… Женька, вот мой долг, только тут всего двести, и еще немного. Сходи-ка в буфет бутербродиков купи, ну и лимонаду, — он вынул из кармана деньги и протянул ей.
— Не… — помотала она головой. — Мы же на старые гуляли, а вы мне новыми. Они в десять раз дороже. Выходит, вы мне всего полсотни должны, а не пятьсот.
— Разговорчики. Бери, не глупи, — сунул он ей деньги в руку. — И — марш в буфет. А кстати, что ты на вокзале делаешь?
— Сестра в Коломну к тетке послала. За картошечкой.
— Не врешь?
— Не…
— А то я уж черт-те что подумал. Ну, иди.
Женька пошла прежним путем — через ноги и чемоданы, а Коншин спросил Асю:
— Вы откуда приехали?
— Из Пено… Не знаете такую местность?
— Еще как знаю! Бомбили нас на этой станции, век не забуду. В первый раз там фрица мертвого увидел, летчика сбитого. Лежал, светловолосый, горбоносый, в сером свитере… Ну, рассказывай, — перешел он непроизвольно на «ты».
— Все рассказывать дня не хватит, — вздохнула опять Ася. — Ну а если коротко, то в октябре сорок первого вызвала нас секретарь наш комсомольский и сказала: девочки, сами видите, Родина в опасности, знаю, все вы патриотки, но готовы ли на серьезную и опасную работу в тылу врага? Подумайте как следует, это по добровольности. А ты, Ася, еще несовершеннолетняя, ты можешь отказаться. Но это был предварительный разговор, отпустила она нас, а через несколько дней вызвала меня одну, дверь за мной на ключ заперла и тихо так спросила: хорошо ли я все обдумала? Ну я, конечно, уверила ее, что хорошо и на все готова. Воспользовавшись паузой, Коншин спросил:
— Здесь и ночуешь?
— А куда деваться? Знакомых у меня в Москве нету. Уже три ночи здесь… Понимаете ли, не знаю я, где числилась — в разведотделе армии или особый отдел нас оформлял? Тогда не до того было. В Наркомате обороны меня не нашли… А туда идти что-то робею.
— Чего робеть-то?
— Не знаете вы… Некоторым девочкам из нас досталось.
Пришла Женька, бутерброды с колбаской на тарелке принесла, две бутылки лимонада и стаканы. Ася ела медленно, сосредоточенно, из чего понял Коншин, что голодна, а Женька жевала споро, со смешочками. Подвинувшись к ней, он тихо спросил:
— Ты ни о чем не жалеешь, дурочка?
— Не… А о чем? — и уставила на него свои наивные глазки, делая вид, будто не понимает, о чем он. — Так обещался он тебе помочь, Ася? — переменила тему.
— Еще не поговорили как следует.
— Вот что, Ася, пойдемте ко мне, там не спеша все расскажете, придумаем что-нибудь, — решил Коншин.
— Да нет, что вы? Неудобно, да и стесню вас, — неуверенно, даже с неким испугом ответила Ася.
— Иди, Ася, не бойся, он хороший, — вставила свое слово Женька.
— Право, не знаю… Я здесь-то не спала совсем, конечно. Но ведь я… я в плену была. Не знаете вы об этом, потому и говорю.
— Ну и что из этого? — не понял поначалу Коншин. — Не в лепрозории же, — и рассмеялся.
— Не смейтесь, пятно же на мне… Я в ржевском лагере была.
— В ржевском?! Так я воевал там. Выходит, однополчане почти.
— Вправду там воевали? — вроде с облегчением спросила она. — Знаете, значит, что там творилось?
— Еще бы. На собственной шкуре все испытал. И понимаешь, Ася, все, что со Ржевом связано, свято для меня. Ну, пойдешь теперь ко мне?
— А вы кем были — рядовым или командиром?
— Командиром. Начал старшим сержантом, потом младшего лейтенанта присвоили.
— Да ты не сомневайся, Ася. Я же сказала, хороший он, — опять вмешалась Женька, а потом, поглядев на часы в зале, начала прощаться, поезд ее скоро.
— Звони, Женька, — потрепал ее Коншин по щеке.
Она как-то смущенно улыбнулась, размякла на минутку от этой небрежной ласки, но быстро собралась, махнула рукой и зашагала по узкому проходу, сопровождаемая недовольным ропотом сидящих. Видать, не очень-то аккуратно шла.
— Ну, пойдем? — поднялся Коншин.
— Не знаю уж… — колебалась Ася. — Кабы рядовым вы были, я бы не задумывалась, уж больно устала без сна-то здесь.
— Доставалось, видать, от начальников?
— Не очень, но бывало.
— Ладно, идем, — взял он ее за руку.
Не очень-то охотно, но пошла Ася с ним. Под руку он ее брать не стал, чтоб не вспугнуть, да и вдруг повстречается кто, а он с трех вокзалов с какой-то девицей топает, подумают невесть что.
— Что-то робка ты для разведчицы, — заметил он, когда подошли они к трамвайной остановке.
— После войны и герои-то заробели, а я какой герой, — усмехнулась она горько, и эта горькая усмешка сделала ее старше.
Время было не позднее, девятый час, и Алексей решил вести Асю через парадный вход, все равно соседи пронюхают, тем более неизвестно, сколько она у него пробудет. Открыв ключом дверь, он прошел вперед, чтоб зажечь свет в коридоре, и тут, как назло, вышла навстречу из кухни соседка Марья Ивановна. Оглядела Асю подозрительным взглядом и даже приостановилась. Пришлось Коншину сказать:
— Вот однополчанку встретил. Остановиться ей негде, у меня побудет.
— В прошлый раз тоже однополчанка была? — проворчала соседка. — Сколько у тебя их, однополчанок-то?
— В прошлый — знакомая была. Поняли? — почти зло ответил он.