Красные, желтые, синие

Мы почти бежали за женщиной с мальчиком. Свистели, пинали обронённые ими коробки. Неожиданно женщина резко остановилась у подъезда старого большого дома, распахнула дверь, за шиворот впихнула в проём сына, вбежала сама. Наши мальчишки тут же начали орать, дёргать на себя ручку, упираясь ногами в соседнюю створку. Дверь подалась, и в неширокую щель я увидела напряжённое женское лицо. Перепуганное, отчаянное, с глубокой вертикальной морщиной у правой брови. Точно такой же, какая совсем недавно появилась на мамином лбу…

– Что, понравилось вчера? – Диляра пристроилась ко мне в столовской очереди, весело позвякивая монетками в кармане школьного фартука. – Ещё пойдёшь сегодня?

Я отрицательно покачала головой и уставилась на мутноватую стеклянную витрину.

– Почему? – удивилась Диляра. – Хорошо ведь было, смешно?

Я сунула руки в карманы, до боли зажала в кулаке пятнадцатикопеечную монету:

– Они же тоже люди, а мы их… Представляешь, как им вчера было? А если у женщины сердце, давление? Или демонстрация бы мимо шла, услышала?

Диляра примирительно заулыбалась:

– Э, ладно, да! Мы же понарошку, а не по-настоящему. Просто шутили. Что мы, дети, могли ей сделать?

Тётя Шушаник почти каждое утро заходила к нам поплакать и потихоньку пожаловаться на несгибаемое упрямство дяди Армена. Без конца задавая мне, маме, Алиде один и тот же вопрос: «Зачем нужно обменивать большую квартиру в самом центре Баку на деревенскую хибару в армянском Ноемберяне, находящемся в двухстах километрах от Еревана?»

Всхлипывая, предсказывала свои и дяди Армена будущие болезни, которые обязательно появятся в непривычном горном климате. Потом, возвратившись домой, целыми днями бережно паковала книги, постельное бельё, зашивала в парусину тугой рулон ветхого пёстрого ковра. Дядя Армен тем временем оформлял обмен, добывал справки, выписывался, доставал контейнер для перевозки вещей.

Однажды утром, уходя в школу, я застала загрузку контейнера, большого грузовика с коричневым железным ящиком вместо кузова. Тётя Шушаник сосредоточенно и тревожно сверяла со списком номера нагромождённых во дворе коробок, то и дело умоляюще шептала дяде Армену «не светиться» около контейнера, скороговоркой желала здоровья трём молодым «еразам», молча таскающим тюки, рулоны, коробки.

Стоящий рядом с тётей Шушаник седой «ераз» в десятый раз рассказывал, как ухаживать за абрикосовыми деревьями вокруг дома в Ноемберяне, где брать извёстку для ежегодной побелки потолков, каким ключом отпирать ворота, погреб, подвал, дом. Бурые растрескавшиеся пальцы старика бережно и ласково перебирали массивную связку ключей, а тётя Шушаник то и дело поправляла на среднем пальце серебристое колечко с висящим на нём английским ключом.

На следующий день тётя Шушаник ходила по соседям, грустно вручая каждой семье прощальные подарки. Нам досталось несколько новых эмалированных кастрюль и льняная скатерть с хрупкой пожелтевшей этикеткой.

– Алиде, для будущего приданого, – горько вздохнув, объяснила она. Ведь уже через несколько часов они с дядей Арменом навсегда уедут «в этот проклятый Ноемберян…». И, пожелав Алиде хорошего жениха, собралась в соседний охотничий магазин за подходящей коробкой для упаковки кофейного сервиза.

– Ты что, Шушаник?! – испугалась тётя Нина. – По этим коробкам националисты в два счёта армян на улице вычисляют. Правда, Валида?

Тётя Валида кивнула и рассказала про свою армянскую портниху, которую на днях до полусмерти избили неподалеку от канцелярского магазина.

– Аллаха шукур[18], хоть сын успел убежать, хоть ребёнок целый. А она так и осталась на этих коробках лежать.

Я испуганно подалась вперёд:

– Какой канцелярский? Тот, который рядом с моей школой?

Тётя Валида отрицательно покачала головой:

– Нет, на Кецховели.

Я облегчённо вздохнула и полезла по ветхой лестнице на общий дворовой чердак, на который несколько лет назад тётя Фира закинула пару хороших коробок из-под финского сливочного масла.

6

В начале декабря 1988-го репортажи о положении в Баку были уже в каждом выпуске программы «Время» на первом канале. О беспорядках и хулиганских действиях националистически настроенных граждан, о необходимости введения чрезвычайного положения, комендантского часа. Мама не пропускала по телевизору ни одного выступления военного коменданта, генерал-полковника Тягунова, обещающего скорое наведение порядка и нормализацию ситуации. С надеждой смотрела на замершие за спиной генерала танки с торчащими из дул увядшими красными гвоздиками.