Для Авроры это был праздник. Он видел, как она на глазах оживала от этих встреч. Иногда дело обходилось без толстого стекла, и им даже позволялось прикасаться друг к другу. Верх гуманизма прямо-таки. У Панина как-то зародилось подозрение, что дело тут даже не в осторожности. Может, у главного по здешней науке, этого Макаровского, попросту бзик легкого уровня? Вдруг он считает, что удовлетворение половых инстинктов объекта исследований Панина фатально повлияет на некие тестирования? Нарушит, так сказать, плановый эксперимент?
Контрразведчики из КГБ использовали Панина исключительно для расспросов, как в его мире устроено то, или то. Все больше по политической ситуации и прочим оборонительным потенциалам, в коих Панин, может, на счастье, разбирался весьма в общем. А вот служащие этого советского «НИИЧАВО» то и дело снимали некие показатели с датчиков на голове и по тысячному разу брали кровь из пальца. Их более всего интересовал не сам зазеркальный мир, а метод переноса туда и обратно.
Короче, сотрудничество с антиподами, со стороны Панина, было предельно многоплановым. Когда-нибудь это все могло выйти боком. Миру-1, имеется в виду.
42-й элемент. Фолклендские крестики-нолики. «AMRAAM»
Три доблестных советских гидроплана, ухайдокав «Куин Элизабет-2», уходят от шухера поодиночке и различными маршрутами. Впрочем, как и подошли. И в маршрутах отхода учтены известные дальневосточному адмиралтейству «Гермес» и «Инвисибл» со своими двадцатью «харриерами», и радиус оперативного применения последних. Но вот какие-то контейнеровозы…
Именно с контейнеровоза и взлетел абсолютно не предусмотренный «Си Харриер». С «Атлантик Конвейер». Взлетел, имея под крыльями не только предусмотренные советской разведкой ракеты «Сайдуиндер», а кое-что еще. Конкретно, ракеты AIM-120A AMRAAM. И потому дальность пуска по целям уже не какие-то там восемь километров, а до семидесяти двух.
Как было упомянуто, сам «Харриер», хоть «Си», хоть без «Си», сравнительно с русским гидропланом-ракетоносцем – черепаха, пусть и летающая. Однако на четырнадцать километров, а именно на такой высоте уходили на сверхзвуке удачливые русские пираты, он вполне поднимается. Ну, а потом оттуда производится пуск. Понятное дело, на встречном курсе. Как же еще? Когда советский военно-морской колосс шпарит на скорости за две тысячи километров в час, ни одна ракета догнать его неспособна. Разве что стабилизатором махнуть в досаде: «Эх, не получилось! Зазря я сгинула! Эхе-хе, жизнь моя никчемная, алюминиевая».
На встречном совсем другое дело.
Понятно, в «семидесятке», хоть от собственного боевого груза и избавились, спать вповалку не завалились. Бдят. И люди, и системы. Конечно же, в ракетоносце от приборных шкал и индикаторов глазу некуда ступить, однако когда срабатывает «Сирена-3», не заметить невозможно. Система предупреждения о приближении чужеродных объектов пипикает так, что уши закладывает, хотя летчики в шлемах, а на ушах наушники, которым могут позавидовать рок-исполнители мирового класса.
Пилоты обмениваются короткими репликами и даже жестами. Могли бы и не обмениваться – все отработано загодя и не один раз. «Сирена» засекает вражьих посланцев километров за сорок, но для скоростей свыше двух тысяч в час это пустяк, поэтому действовать приходится далеко не в темпе вальса; в деле скорее твист.
Поскольку самолет явно на прицеле и обнаружен, то нет смысла далее соблюдать радиотишину. Тем более до розово-буржуинских времен «стелсов» еще жить и жить – у «М-70» столько острых кромок и прямых углов в конструкции, что любой радарный луч зеркалит от корпуса, даже не теряя мощь. Пилот «два» Саша Ген подает питание на аппаратуру «Резеда». Сами излучающие рупоры системы размещены где-то позади пилотской кабины, так что когда они запитываются, вокруг самолета возникает неощутимое человеком радиолокационное поле. Цель создания поля вовсе не в обнаружении чего-нибудь – совершенно наоборот. Специалист по локаторным делам выразился бы по этому поводу просто: «Весь эфир закакали, блин!» Но ведь в самом деле «закакали».