Наконец он решительно поднял глаза на Тополя.
– Ну так. Даю вам час… Нет, два часа. В это же время мы с Благовещенским и Полозовым всё равно начнем плановую подготовку к подрыву Аквариума. На всякий случай… А там – и в самом деле, поглядим по обстоятельствам.
Когда мы прошедшей ночью оставляли Аквариум после работ по извлечению биопринтера, он, при всей своей чужеродности, уже начал казаться мне чем-то близким и понятным. Классический случай любви через привыкание.
Но стоило нам подойти к нему при свете нового дня, и стало ясно, что перед нами – чуждый, нашпигованный ловушками и опасностями некроорганизм.
Мы с Тополем ощутили укол опасности одновременно.
А вот Капелли – тот продолжал шагать вперед как ни в чем не бывало. Разве только не насвистывал!
Андрей как будто не замечал подозрительных вибраций в глубине входного проема, на месте демонтированной нами вчера плиты обшивки…
И тут до меня дошло: да он в самом деле не замечает! Просто потому, что не видит! А я – я вижу! Потому что у меня другое зрение, чувствительное к цепочечному излучению!
– Андрей, стоять! Ни с места! – выкрикнул я.
– Что? Что случилось?
– Мы сюда не пойдем, – сказал я нарочито скучным голосом. – Тут… тут нехорошее что-то.
Между тем Тополь, который, оказывается, подготовился к нашей вылазке совсем по-сталкерски, достал из кармана пригоршню гаечек.
Без лишних слов он точным броском отправил одну из них в центр зловещего призрачного мерцания.
Гаечка добралась до аномалии, но вместо того, чтобы ме-е-едленно (а на Марсе всё происходило медленно!) упасть, она, напротив, пошла по спирали вверх…
Там, в полутора метрах над поверхностью, гайка застыла, завертелась вокруг своей оси… Я как зачарованный смотрел на нее – и вся моя бестолковая молодость в чернобыльских чащобах смотрела вместе со мной.
Вертясь, гаечка, однако, не думала замедляться. Напротив, ее темп вращения становился все более бешеным. Посверкивая гранями, которые постепенно слились в одну сплошную полосу, гаечка поднялась еще сантиметров на тридцать, зримо накалилась, как будто ее горелкой подогрели, и… Бац! Разлетелась в стороны несколькими стальными плевками!
– Ни хрена себе, – сказал Капелли.
– Вот именно. И по этой причине первым должен идти я.
Глава 21
Как в старые добрые времена
В Аквариум мы проникли со стороны вулканического разлома, которому Костя пророчил войти в историю под именем «ущелья Литке».
Конечно, ради этого пришлось протискиваться по узенькой, не до конца остывшей скальной полке над клокочущей магмой.
Но это было в любом случае правильней, чем пытаться преодолеть целую россыпь аномалий, что оккупировали нижнюю палубу.
Да-да, когда мы, ведомые моей сталкерской интуицией, обогнули Аквариум со стороны разлома и заглянули внутрь, мы увидели, что аномалия, перекрывшая нам вход, лишь одна из многих…
В то же время, аккуратно подпрыгнув на ракетном ранце и заглянув на следующую палубу – напомню, что мы все условно называли ее «ангарной», – я удостоверился, что ярко выраженных аномалий там не видно.
Несколько тестовых гаечек, брошенных в недра инопланетного сооружения, показали, что я прав.
В итоге я, как лидер нашей группы, отважился ступить на ангарную палубу и продвинулся вперед на десять шагов.
Затем я призвал Капелли и Тополя присоединиться.
– Вот чего я совершенно не понимаю, – сказал Тополь, опасливо оглядываясь, – это откуда взялась такая тьма аномалий на нижней палубе? Генератор у них, что ли, какой-то заработал? Чтобы, значит, посторонние по их имуществу не шастали?
Как ни странно, Капелли знал ответ на этот вопрос.
– Ты про глюонные сгустки что-нибудь слышал? – спросил он вкрадчиво.
– Нет… Где бы я это слышал? – Тополь даже обиделся.
– Ну так я тогда расскажу. Глюоны – это такие крошечные элементарные частицы. С их помощью соединяются кварки, из которых состоят нейтроны и протоны в ядре атома.
– Ну это все знают! – ввернул я.
– Вот и отлично, – бесстрастно кивнул Капелли. – А теперь про сгустки и откуда они берутся. Раньше наша наука даже и не подозревала о том, что подобные физические агрегаты возможны…
– Ну-ну, я заинтригован, – честно признался я, даже душой кривить не пришлось.
– …Но после так называемого Челябинского импакта 2013 года в районе озера Чебаркуль остались аномалии, которые наполовину состояли из глюонных сгустков, и мы начали постепенно постигать природу этого явления, – продолжал Капелли. – Когда масса совершает переход по альфа-срезу римановой свертки пространства, она – первично – как бы отталкивается от окружающей ее материи. И материя, по самому обычному третьему закону Ньютона, кое-что испускает из себя в противоположном направлении. И вот это «кое-что», представьте себе – огромное количество глюонов.
– То есть выходит, если по-простому выражаться, что глюонные сгустки – это комья грязи, которые летят из-под протекторов стартующего галактического внедорожника? – Мои глаза сияли.