Красные

Рано утром 24 октября Антонова-Овсеенко разбудил дежурный по ВРК. «Началось!» — сказал он. Оказалось, что верные правительству военные части начали стягивать к Зимнему дворцу, где находилось правительство. Их было не так уж и много — юнкера, 1-й ударный женский батальон, стрелковый полк «увечных воинов», то есть инвалидов, батарея конной артиллерии и т. д. На рассвете юнкера ворвались в типографию, где печатался центральный орган партии большевиков «Рабочий путь». Накануне правительство распорядилось закрыть его (как, впрочем, и крайне правые газеты «Живое слово» и «Новая Русь»). Караулы юнкеров заняли мосты через Неву, почту, телеграф и т. д.

Уже через несколько часов революционные солдаты освободили типографию и «Рабочий путь» снова начал печататься. Однако активизация сторонников Временного правительства вызвала сильное беспокойство в ВРК. В Петроград уже начали съезжаться делегаты съезда Советов, и, если бы Керенскому удалось нанести удар именно в это время, под угрозой оказывалось не только проведение восстания, но и работа съезда — как органа советской власти. Руководство большевиков сильно беспокоила эта ситуация. На заседании ЦК, проходившем 24 октября в Смольном, было даже принято решение перебраться в Петропавловскую крепость — в том случае, если Смольный будет захвачен сторонниками Керенского.

Тем не менее среди революционеров еще преобладала «оборонческая» тактика. Действительно, в воззваниях ВРК «Солдаты! Рабочие! Граждане!» и «К населению Петрограда», принятых в тот же день, говорилось только о том, что «корниловцы» собираются «раздавить Съезд», «сорвать работу Учредительного собрания», «вызвать на улицах Петрограда смуту и резню», поэтому «Петроградский совет…берет на себя охрану революционного порядка от контрреволюционных покушений». «Вопреки всякого рода слухам и толкам, — говорилось еще в одном сообщении, — ВРК заявляет, что он существует отнюдь не для того, чтобы подготовлять и осуществлять захват власти, а исключительно для защиты интересов Петроградского гарнизона и демократии от контрреволюционных (и погромных) посягательств».

На заседании большевистской фракции делегатов съезда 24 октября Сталин заявил, что «в рамках ВРК имеются два течения: 1) немедленное восстание, 2) сосредоточить вначале силы. ЦК РСДРП(б) присоединился ко 2-му». А Троцкий сказал: «Мы… не отклоняемся ни вправо, ни влево. Наша линия диктуется самой жизнью. Мы крепнем с каждым днем. Наша задача, обороняясь, но постепенно расширяя сферу нашего влияния, подготовить твердую почву для открывающегося завтра съезда Советов. Завтра… выявится настоящая воля народа…»

Такой подход бесил Ленина, который все еще скрывался на Сердобольской улице в квартире Маргариты Фофановой. Он отправлял Фофанову в ЦК с письмами, в которых требовал разрешить прийти ему в Смольный. Но ему отказывали. Как вспоминала Фофанова, прочитав записку с отказом, Ленин смял ее, швырнул на пол и произнес: «Сволочи!» Затем возмущенно продолжил: «Я их не понимаю. Чего боятся эти багдадские ослы? Ведь только позавчера Подвойский докладывал и убеждал меня, что такая-то военная часть целиком большевистская, что другая тоже наша. А теперь вдруг ничего не стало. Спросите, есть ли у них сто верных солдат или красногвардейцев с винтовками, мне больше ничего не надо. Я сам низложу Керенского».

Принцип «ждать съезда», конечно, давал правительству определенные шансы. Хотя их было очень мало. Большая часть воинских частей подчинялась ВРК или сохраняла нейтралитет. Полки, получившие приказ в Петроград с фронта, не торопились выполнять или открыто саботировали его. Командир крейсера «Аврора», который ремонтировался в Петрограде, получил приказ выйти в море для испытания машин. Члены судового комитета отправились за советом к Антонову-Овсеенко. Тот заявил: «Никуда не уходить. Вас отсылают, чтобы ослабить нашу силу. Не выполняйте приказа. Вот письменное указание». В итоге корабль остался в столице.

На 24 октября в распоряжении Керенского имелось около трех тысяч военных, стянутых к Зимнему дворцу — резиденции правительства. Днем премьер произнес речь в Совете Республики, уговаривая депутатов дать ему неограниченные полномочия для борьбы с большевиками. Это было его последнее публичное выступление в России. Керенский уехал из Мариинского дворца около 14.30, а в «предпарламенте» еще шесть часов шли дебаты — давать ему такие полномочия или нет? В половине девятого вечера незначительным большинством голосов Совет Республики отказал Керенскому в доверии.

Хотя какое в то время это уже имело значение?