Красные

К вечеру 24-го «революционная оборона» начала переходить в иное качество. По существу, революционеры постепенно овладевали положением в столице. Антонов-Овсеенко вспоминал, что во второй половине дня от боевого центра ЦК пришел приказ — действовать решительно, ликвидацию правительства и захват власти завершить, не дожидаясь съезда Советов. Тогда же, по его словам, ВРК выделил для непосредственного руководства восстанием «тройку» — Подвойского, Антонова и Григория Чудновского — бывшего меньшевика, «межрайонца», находившегося в эмиграции вместе с Троцким и вместе с ним вернувшегося в Россию в мае 1917 года и вступившего в партию большевиков. После этого Чудновский воевал на фронте, был ранен и прибыл в Петроград только в октябре — как делегат съезда Советов.

Вечером Антонов послал в Гельсингфорс знаменитую телеграмму председателю Центробалта Павлу Дыбенко: «Центробалт. Дыбенко. Высылай устав. Антонов». Они заранее согласовали этот текст — он означал, что в Петроград должны прийти крейсер, четыре миноносца и эшелон с пятью тысячами матросов. Тогда же, отмечал Антонов, был «принят (выработанный мной) план взятия Зимнего».

Расстановка сил у Зимнего предполагалась такая: пехотным частям отводилась «относительно пассивная роль — нейтрализация казаков и юнкерских училищ, а также оцепление по реке Мойке», основной же удар возлагался на колонну кронштадтцев, которых должны были поддержать Петропавловская крепость, «Аврора» и ожидавшиеся миноносцы. Начало штурма — по сигнальному выстрелу орудия из Петропавловки.

В городе происходили стычки — за мосты, редакции газет, телеграф, телефонную станцию. Часто они шли с переменным успехом. Например, здание Петроградского телеграфного агентства (ПТА) еще днем заняли матросы под командованием анархиста Анатолия Железнякова. Однако оттуда их выбили юнкера. Снова здание ПТА революционеры заняли только в ночь на 25 октября.

Ситуацию в Петрограде вечером 24 октября Антонов-Овсеенко описывал так: «К десяти вечера Петроградская и Выборгская части точно вымерли. Трамваи ушли в парк. Половина кинематографов пустуют или закрыты. Пропали извозчики, автомобили. Не светят уличные фонари. Почти абсолютная тьма в будто вымершем городе».

Однако в центре города, особенно на Невском проспекте, прогуливалась публика, работали рестораны, казино, синематографы и театры. В Мариинском театре шла опера «Борис Годунов», а в Александрийском — пьеса Алексея Толстого «Смерть Иоанна Грозного» в постановке Всеволода Мейерхольда.

…Ленин между тем терял терпение. Ему казалось, что все идет крайне медленно. Около 6 часов вечера он отправил Фофанову к Крупской с «Письмом членам ЦК». «Я пишу эти строки вечером 24-го, — взывал он, — положение донельзя критическое. Яснее ясного, что теперь, уже поистине, промедление в восстании смерти подобно.

Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь все висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами (хотя бы даже съездами Советов), а исключительно народами, массой, борьбой вооруженных масс…

Надо, во что бы то ни стало, сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство, обезоружив (победив, если будут сопротивляться) юнкеров и т. д.

Нельзя ждать!! Можно потерять все!!..

Надо, чтобы все районы, все полки, все силы мобилизовались тотчас и послали немедленно делегации в Военно-революционный комитет, в ЦК большевиков, настоятельно требуя: ни в коем случае не оставлять власти в руках Керенского и компании до 25-го, никоим образом; решать дело сегодня непременно вечером или ночью.

История не простит промедления революционерам, которые могли победить сегодня (и наверняка победят сегодня), рискуя терять много завтра, рискуя потерять все».

Отправив Фофанову, Ленин через некоторое время не выдержал сам. Надев парик, кепку и перевязав щеку платком, он вместе с финном Эйно Рахья отправился в Смольный. Для хозяйки оставил записку: «Ушел туда, куда вы не хотели, чтобы я уходил».

Путь Ленина и Рахья до Смольного не раз описывался в советские времена: они сели в трамвай, в котором Ленин рассказывал вагоновожатой, как надо правильно делать революцию, потом их чуть не задержал патруль юнкеров, но Рахья притворился пьяным, отвлек их внимание, и Ильичу удалось проскользнуть мимо. Наконец они дошли до Смольного, но там их сначала не пустили внутрь, потому что у них не было «правильных» пропусков. Но им удалось затеряться в толпе и миновать часовых.

Интересно, что в «классическом» фильме «ленинианы» «Ленин в Октябре» «вождя революции» сопровождает в Смольный вовсе не Рахья, а некий рабочий Василий. Самого Рахья ко времени выхода фильма на экраны уже не было в живых — он умер в 1936 году от туберкулеза.