Очень ярко описал Подвойский и реакцию Ленина на задержку штурма: «Записки Ленина, которые он посылал то мне, то Антонову, то Чудновскому… становились все более жесткими. Ленин грозил предать нас партийному суду… Он метался в маленькой комнате Смольного, как лев, запертый в клетку… Владимир Ильич ругался… Кричал… Он был готов нас расстрелять».
Дворец окружали 18–20 тысяч солдат, рабочих и матросов. Защитников дворца насчитывалось от 1000 до 2500 человек. Подвойский довольно высоко оценил построенные ими баррикады из дров. В них, по его словам, были искусно размещены пулеметы, и все подступы вливающихся на площадь Зимнего улиц находились в сфере их огня.
На Дворцовой площади то и дело вспыхивала перестрелка. Но штурм задерживался. Почему? Советские историки объясняли это тем, что ВРК не хотел лишнего кровопролития, и агитаторы постоянно уговаривали защитников дворца сложить оружие и разойтись.
К 22.00 в Зимнем оставались 5–6 офицеров, около 140 ударниц женского батальона смерти, 2–3 роты юнкеров и 40 инвалидов георгиевских кавалеров, которыми командовал капитан с протезами вместо ног.
Но была и другая причина, о которой самокритично упоминал и сам Антонов, — не очень хорошая организация штурма. Что, впрочем, и понятно — все делалось буквально «с колес». К тому же имели место непредвиденные случаи. Например, у паровоза, который вез эшелон с матросами в Петроград из Гельсингфорса, лопнула труба, и он застрял под Выборгом на несколько часов.
Еще один непредвиденный казус случился в Петропавловской крепости. Когда после посещения «Авроры» в крепость прибыл Антонов-Овсеенко, они, по словам Благонравова, согласовали ход предстоящего штурма: сигналом для его начала станет красный фонарь, поднятый на мачте Петропавловки; «Аврора» делает холостой выстрел, затем, если Зимний проявит упорство, он будет обстрелян боевыми снарядами.
Тогда же они согласовали и подписали составленный Антоновым ультиматум Временному правительству. Министрам и войскам во дворце предлагалось капитулировать. «Временное правительство, чины Генерального штаба и высшего командного состава арестовываются, юнкера и служащие разоружаются и по проверке личностей будут освобождены», — говорилось в нем. Ответ предлагалось дать в течение 20 минут. Срок отправки ультиматума определили так: за полчаса до полной боевой готовности и сигнала о штурме (в том случае, если Зимний не капитулирует). Около семи часов вечера ультиматум прочитали министры. Шло время, а ответ на него не приходил. По плану, нужно было начинать штурм. Но он опять не начинался. Оказывается, в крепости возникли непредвиденные проблемы. Долго не могли раздобыть красный фонарь. Сначала его вообще не оказалось, а когда фонарь все-таки нашли, то долго не могли вывесить его на мачте так, чтобы он был виден всем. Благонравов стал проверять пушки Петропавловки, необходимые для обстрела Зимнего, но обнаружил, что шестидюймовые орудия, направленные на дворец, не использовались и даже не чистились уже несколько месяцев. Офицеры утверждали, что стрелять из них нельзя.
С Дворцовой площади уже доносилась периодически возникающая перестрелка. В крепость снова приехал встревоженный Антонов. Он набросился на Благонравова с упреками: «Вы же говорили, что все в порядке! Из-за вас черт знает что может произойти!» Они вместе пошли смотреть на орудия, но заблудились в закоулках крепости, а Антонов, имевший плохое зрение, то и дело проваливался в глубокие лужи, и, по словам Благонравова, «грязь каскадами летела во все стороны».
Осмотр орудий подтвердил, что они действительно не в порядке. Тогда Благонравов приказал выдвинуть на стены крепости трехдюймовые учебные орудия на позиции. Но выяснилось, что все они были некомплектными или просто неисправными, да и снарядов для них не было. Потом все-таки выяснилось, что стрелять из них можно, но время уже упустили. К стрельбе, с помощью присланных в крепость матросов-артиллеристов, удалось подготовить 4 из 11 пушек.
Но тут пришло сообщение, что Зимний дворец пал.
В Зимнем весь день 25 октября продолжалась своя жизнь. Вездесущий американский журналист Джон Рид, автор знаменитой книги «Десять дней, которые потрясли мир», со своими коллегами-американцами по своим американским паспортам пробрались во дворец. Их пальто и шляпы вежливо приняли старые швейцары в ливреях, но в коридорах было пусто, а у двери кабинета Керенского прохаживался офицер. На просьбу американцев взять интервью у премьера он ответил, что тот уехал на фронт, а где остальные министры, он точно не знает.