Читаем Красные полностью

Очень ярко описал Подвойский и реакцию Ленина на задержку штурма: «Записки Ленина, которые он посылал то мне, то Антонову, то Чудновскому… становились все более жесткими. Ленин грозил предать нас партийному суду… Он метался в маленькой комнате Смольного, как лев, запертый в клетку… Владимир Ильич ругался… Кричал… Он был готов нас расстрелять».

Дворец окружали 18–20 тысяч солдат, рабочих и матросов. Защитников дворца насчитывалось от 1000 до 2500 человек. Подвойский довольно высоко оценил построенные ими баррикады из дров. В них, по его словам, были искусно размещены пулеметы, и все подступы вливающихся на площадь Зимнего улиц находились в сфере их огня.

На Дворцовой площади то и дело вспыхивала перестрелка. Но штурм задерживался. Почему? Советские историки объясняли это тем, что ВРК не хотел лишнего кровопролития, и агитаторы постоянно уговаривали защитников дворца сложить оружие и разойтись. И такая тактика действительно имела успех. Примерно в 18.15 из Зимнего ушли юнкера Михайловского училища, захватив с собой четыре орудия из шести. К 20.00 дворец покинули около двухсот казаков.

К 22.00 в Зимнем оставались 5–6 офицеров, около 140 ударниц женского батальона смерти, 2–3 роты юнкеров и 40 инвалидов георгиевских кавалеров, которыми командовал капитан с протезами вместо ног.

Но была и другая причина, о которой самокритично упоминал и сам Антонов, — не очень хорошая организация штурма. Что, впрочем, и понятно — все делалось буквально «с колес». К тому же имели место непредвиденные случаи. Например, у паровоза, который вез эшелон с матросами в Петроград из Гельсингфорса, лопнула труба, и он застрял под Выборгом на несколько часов.

Еще один непредвиденный казус случился в Петропавловской крепости. Когда после посещения «Авроры» в крепость прибыл Антонов-Овсеенко, они, по словам Благонравова, согласовали ход предстоящего штурма: сигналом для его начала станет красный фонарь, поднятый на мачте Петропавловки; «Аврора» делает холостой выстрел, затем, если Зимний проявит упорство, он будет обстрелян боевыми снарядами.

Тогда же они согласовали и подписали составленный Антоновым ультиматум Временному правительству. Министрам и войскам во дворце предлагалось капитулировать. «Временное правительство, чины Генерального штаба и высшего командного состава арестовываются, юнкера и служащие разоружаются и по проверке личностей будут освобождены», — говорилось в нем. Ответ предлагалось дать в течение 20 минут. Срок отправки ультиматума определили так: за полчаса до полной боевой готовности и сигнала о штурме (в том случае, если Зимний не капитулирует). Около семи часов вечера ультиматум прочитали министры. Шло время, а ответ на него не приходил. По плану, нужно было начинать штурм. Но он опять не начинался. Оказывается, в крепости возникли непредвиденные проблемы. Долго не могли раздобыть красный фонарь. Сначала его вообще не оказалось, а когда фонарь все-таки нашли, то долго не могли вывесить его на мачте так, чтобы он был виден всем. Благонравов стал проверять пушки Петропавловки, необходимые для обстрела Зимнего, но обнаружил, что шестидюймовые орудия, направленные на дворец, не использовались и даже не чистились уже несколько месяцев. Офицеры утверждали, что стрелять из них нельзя.

С Дворцовой площади уже доносилась периодически возникающая перестрелка. В крепость снова приехал встревоженный Антонов. Он набросился на Благонравова с упреками: «Вы же говорили, что все в порядке! Из-за вас черт знает что может произойти!» Они вместе пошли смотреть на орудия, но заблудились в закоулках крепости, а Антонов, имевший плохое зрение, то и дело проваливался в глубокие лужи, и, по словам Благонравова, «грязь каскадами летела во все стороны».

Осмотр орудий подтвердил, что они действительно не в порядке. Тогда Благонравов приказал выдвинуть на стены крепости трехдюймовые учебные орудия на позиции. Но выяснилось, что все они были некомплектными или просто неисправными, да и снарядов для них не было. Потом все-таки выяснилось, что стрелять из них можно, но время уже упустили. К стрельбе, с помощью присланных в крепость матросов-артиллеристов, удалось подготовить 4 из 11 пушек.

Но тут пришло сообщение, что Зимний дворец пал.

В Зимнем весь день 25 октября продолжалась своя жизнь. Вездесущий американский журналист Джон Рид, автор знаменитой книги «Десять дней, которые потрясли мир», со своими коллегами-американцами по своим американским паспортам пробрались во дворец. Их пальто и шляпы вежливо приняли старые швейцары в ливреях, но в коридорах было пусто, а у двери кабинета Керенского прохаживался офицер. На просьбу американцев взять интервью у премьера он ответил, что тот уехал на фронт, а где остальные министры, он точно не знает.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы