Красные

…Атака на дворец возобновилась. Подвойский вспоминал о ней как о «неописуемой какафонии» звуков. Где-то около половины двенадцатого штурмующие смогли преодолеть баррикады из дров на площади. Подвойский писал, как они увидели юнкера-пулеметчика с закопченным порохом лицом и как «один из солдат, почти не останавливаясь, поднял его на штык и побежал дальше». Преодолев баррикады, они ворвались в ворота и заняли двор. «Летят на лестницы. На ступенях схватываются с юнкерами. Опрокидывают их. Бросаются на второй этаж, ломая сопротивление защитников правительства… Как ураган несутся на третий этаж, везде по дороге сметая юнкеров», — вспоминал Подвойский.

«Вообще вся атака Дворца носила совершенно беспорядочный характер, — признавал Антонов-Овсеенко. — Юнкера при нашем входе сопротивления не оказали, и мы свободно проникли вглубь Дворца в поисках Временного правительства… С Чудновским поднимаемся. Пестрая толпа восстания за нами… Обширные залы тускло освещены… Зияет в одном пробоина из трехдюймовки. Повсюду матрасы, оружие, остатки баррикад, огрызки. Юнкера и еще какие-то военные сдавались».

«Двери подъездов по обе стороны главных ворот были распахнуты настежь, — писал Джон Рид, успевший и к этому историческому событию. — Оттуда лился свет, но из огромного здания не доносилось ни звука.

Увлеченные бурной человеческой волной, мы вбежали во дворец через правый подъезд, выходивший в огромную и пустую сводчатую комнату — подвал восточного крыла, откуда расходился лабиринт коридоров и лестниц. Здесь стояло множество ящиков. Красногвардейцы и солдаты набросились на них с яростью, разбивая их прикладами и вытаскивая наружу ковры, гардины, белье, фарфоровую и стеклянную посуду. Кто-то взвалил на плечо бронзовые часы. Кто-то другой нашел страусовое перо и воткнул его в свою шапку. Но как только начался грабеж, кто-то закричал: «Товарищи! Ничего не трогайте! Не берите ничего! Это народное достояние!» Его сразу поддержало не меньше двадцати голосов: «Стой! Клади всё назад! Ничего не брать! Народное достояние!» По коридорам и лестницам все глуше и глуше были слышны замирающие в отдалении крики: «Революционная дисциплина! Народное достояние!»

Мы пошли к левому входу, т. е. к западному крылу дворца. Здесь тоже уже был восстановлен порядок. «Очистить дворец! — кричали красногвардейцы, высовываясь из внутренних дверей. — Идемте, товарищи, пусть все знают, что мы не воры и не бандиты! Все вон из дворца, кроме комиссаров! Поставить часовых!»…»

Штурм, впрочем, не ограничивался лобовой атакой на дворец через площадь. Отдельные группы и агитаторы проникали во дворец через боковые двери и «калитки». Министр путей сообщения Александр Ливеровский записал в дневнике, что еще около 11 часов вечера он встретил юнкеров, которые конвоировали группу арестованных ими «лазутчиков». Но постепенно «лазутчиков» становилось все больше и больше, и в итоге они разоружили самих юнкеров. Со стороны Невы двери в Зимний попросту забыли запереть. Через них, а также через окна во дворец тоже проникали агитаторы, красногвардейцы и просто мародеры. Одну из запертых дверей взломали, позаимствовав для этого топор в соседней с площадью лавке.

«А знаете, как был взят Зимний дворец? — рассказывал Джону Риду один из матросов. — Часов в одиннадцать мы увидели, что со стороны Невы не осталось ни одного юнкера. Тогда мы ворвались в двери и полезли вверх по лестницам, кто в одиночку, а кто маленькими группами. На верхней площадке юнкера задерживали всех и отнимали винтовки. Но наши ребята всё подходили да подходили, пока нас не стало больше. Тогда мы кинулись на юнкеров и отобрали винтовки у них…»

Юнкер Константин де Гайлеш вспоминал, что баррикады на площади еще держались, а большевики уже заняли верхние этажи дворца, пробравшись туда со стороны Эрмитажа или внутреннего двора — с черного хода. «Теперь никто не знает, где нападающие и где защитники, — писал он. — Хаос невообразимый. В одной зале защитники разоружают нападавших, в другой — нападающие разоружают — защитников».

На кухне дворца обнаружили человека, который прятался в большом медном котле. Оказалось, что это еще один из царских поваров. Его не тронули, но потребовали дать что-нибудь поесть. Он открыл какую-то кладовую, в котором оказалась колбаса. В других помещениях встретили раненых солдат в больничных халатах (тогда в части Зимнего размещался военный госпиталь). «Главное, чтобы войне был конец», — говорили они.

Постепенно защита концентрировалась в нижних залах, где находились и министры. Слышались выстрелы и разрывы гранат. Ливеровский услышал треск в соседней комнате. «Оказалось, в коридор с верхней галереи была брошена бомба матросами, пробравшимися по черным внутренним ходам через лазарет», — писал он. Кстати, матросов арестовали. Но ненадолго.

«Объявляю вас арестованными…»