Красные

Несмотря на различные акценты в описании этой сцены, вряд ли стоит сомневаться в том, что Антонов-Овсеенко сыграл решающую роль в том, что члены Временного правительства остались целыми и невредимыми. Разгоряченные солдаты, матросы и красногвардейцы кричали, что их надо «прикончить», «приколоть», «расстрелять». А когда поняли, что среди них нет Керенского, то разозлились еще больше. Антонову пришлось прилагать усилия, чтобы успокоить их и призвать «к революционной дисциплине». Когда все немного успокоились, он сел за стол и переписал фамилии министров. Военные сдали револьверы, штатские заявили, что у них оружия нет. «В Зимнем дворце все было кончено, — писал Подвойский. — Я взглянул на часы: четверть третьего».

Где-то после двух часов ночи городской голова Петрограда Григорий Шрейдер позвонил в Зимний дворец. Грубый голос осведомился, кто звонит и «што надо». «Из городской управы, хочу узнать, что у вас делается», — сказал Шрейдер и услышал в ответ: «Я часовой, ничего у нас не делается».

Тем временем министров под конвоем повели в Петропавловскую крепость. Этот не очень долгий путь тоже оказался не самым спокойным. Ворота и подходы ко дворцу были забиты вооруженными участниками захвата Зимнего, и Антонову пришлось стрелять в воздух, чтобы им освободили дорогу. В суматохе шесть человек из министров оказались в толпе, и их чуть не растерзали. Антонов вскочил на баррикаду и потребовал прекратить самосуд. Вокруг «временных» образовали живое кольцо, а каждого министра вели под руки два матроса. Несмотря на это, недавним министром еще пришлось выслушивать в свой адрес угрозы и оскорбления: «В воду их, в воду! Переколоть и в воду!», «Чего там в крепость! Оторвать головы и в воду!»

На этом их «приключения» не закончились. Из какого-то проезжавшего броневика вдруг открыли пулеметный огонь, и Антонов закричал министрам: «Ложись!» Все попадали на землю. Конвой открыл ответный огонь. Подвойский сообщает в мемуарах, по его словам, о «трагикомическом случае» с министром иностранных дел Михаилом Терещенко. Когда началась стрельба, «конвойные повалили бывшего министра на мостовую и сами спрятались за него, полагая, что он, как человек очень толстый, защитит их от пули. Этот эпизод, крайне возмутивший бывшего министра, окончился, однако, для него без всякого вреда».

Что же, понять возмущение бывшего министра можно. Если все было именно так, поступок конвоиров выглядит не очень достойно.

Но всё действительно обошлось.

Интересно, что по дороге пять человек все же «потерялись». Они сами попросили доставить их в крепость, потому что считали, что там безопаснее.

В крепости министров снова переписали. «Составляю список, — вспоминал Антонов. — «Подпишитесь!» Отказываются. «Для истории!» Подписываются». До нас дошли обрывки разговоров, которые шли в тот момент между «временными» и революционерами. Министр почт и телеграфа Алексей Никитин передал Антонову бумаги: «Это получено от Украинской Центральной Рады, — сказал он. — Теперь это уже вам придется распутывать». «Распутаем», — ответил Антонов. Через месяц он действительно отправится на юг, в том числе и для того, чтобы «распутывать» отношения с Украиной.

«На лице у него, — писал Малянтович, — было какое-то парение. Видимо, душа просилась из тесных оков. Взор был устремлен вдаль. Он не мог себя сдержать.

— Да! — продолжал он в том же тоне, — да! Это будет интересный социальный опыт…

Короткая пауза…

— А Ленин! Если бы вы знали, как он был прекрасен! Впервые он сбросил с себя свой желтый парик и как он говорил. Как он был хорош!

Я с любопытством рассматривал эту курьезную фигурку».

А министр иностранных дел Михаил Терещенко допытывался у матроса с «Авроры»: «Ну и что же вы будете делать дальше?! Как управитесь без интеллигенции?» «Ладно уж, управимся, — отвечал матрос. — Только бы вы не мешали».

Затем министров отвели в камеры. «Это против наших убеждений, — заявил им Антонов. — Мы считаем, что эта крепость не годится для заключения, но делать пока нечего… Во всяком случае, вы будете иметь все, что только возможно в этих условиях. Можете пользоваться своею пищей, читать газеты. Предлагаю каждому сказать, что ему нужно. Я немедленно распоряжусь — все будет доставлено…»

«Глухо хлопает за ними тяжелая дверь Трубецкого бастиона, — вспоминал комиссар крепости Благонравов. — «Туда вам и дорога», — слышу я возглас одного из товарищей. История, подумал я, скажет то же. Весело прощаюсь с Антоновым и спешу в помещение, чтобы впервые после бессонных ночей соснуть несколько часов».