Читаем Красные полностью

Далее Подвойский с чувством вспоминал, как «осторожно обняв Владимира Ильича и крепко пожав ему руку», он тихо вышел из комнаты. И тут только понял, что еще ничего не кончено, а всё только еще начиналось.

«Спета ваша песенка,

господин народный комиссар!»

Утром 25-го состоялось заседание ЦК партии большевиков. На нем и было придумано название новым министрам, министерствам и всему правительству — народные комиссары, народные комиссариаты и, соответственно, Совет народных комиссаров.

На II съезде Советов помимо знаменитых Декретов о мире и земле был также принят Декрет «Об образовании Рабочего и Крестьянского правительства». Согласно этому документу Совет народных комиссаров именовался «Временным рабочим и крестьянским правительством» и избирался до созыва Учредительного собрания. Об этой любопытной детали потом как-то не вспоминали — ведь Совнарком должен был сдать власть Учредительному собранию. Сдать-то ее сдали, но только через 74 года и совсем не по своей воле.

В новое правительство входили только большевики (левым эсерам предлагали, но они отказались). Председателем Совнаркома стал, разумеется, Ленин. Троцкий занял пост наркома иностранных дел, Сталин возглавил Наркомат по делам национальностей. А вот Наркомата обороны тогда еще не было. Сначала при Совнаркоме существовал Комитет по военным и морским делам (буквально через день его переименовали в Совет народных комиссаров по военным и морским делам). Им управляла «тройка» — прапорщик Николай Крыленко, матрос Павел Дыбенко и подпоручик (его последний чин в армии) Владимир Антонов-Овсеенко. Генералов в распоряжении большевиков тогда не было.

Забегая вперед надо сказать, что идея «коллективного руководства» новым «военным министерством» полностью провалилась. Да и сам Антонов признавал это. «Печален оказался опыт руководства втроем», — отмечал он в мемуарах. 23 ноября появится Народный комиссариат по военным делам, а наркомом станет Николай Подвойский.

Легкость, с которой большевики взяли власть в Петрограде, вовсе не означала их полную победу. Первые «огоньки» Гражданской войны начали разгораться уже 26–27 октября. Керенский двинул на столицу казаков корпуса генерала Краснова. Правда, всего около семисот человек, к которым позже присоединилось около девятисот юнкеров, но слухи о том, что «армия идет на столицу», имели тогда не меньшее значение, чем численность войск. К тому же вечером 26 октября казаки заняли Гатчину, а 28-го — Царское Село. До Питера оставалось совсем мало. В тот же день газета правых эсеров «Дело народа» поместила приказ Краснова, в котором он объявлял о своем походе на Петроград и призывал гарнизон подчиниться Временному правительству.

Руководителем всей обороны Петрограда сначала был назначен Подвойский. (28 октября начальником обороны Петрограда, а потом главнокомандующим войсками Петроградского военного округа и командующим войсками, действовавшими против войск Керенского — Краснова, стал Михаил Муравьев — подполковник, заявлявший о своей поддержке левых эсеров.)

Дыбенко получил под свое командование левый фланг обороны, а Антонов — правый. 27 октября они выехали на фронт. С ними отправились Джон Рид и его коллеги — американские журналисты. «Перед дверью Смольного стоял автомобиль, — писал Рид. — К его крылу прислонился худой человек в толстых очках, под которыми его покрасневшие глаза казались еще больше. Засунув руки в карманы потертого пальто, он через силу произносил какие-то слова. Тут же беспокойно похаживал взад и вперед рослый бородатый матрос с ясными молодыми глазами. На ходу он рассеянно поигрывал неразлучным огромным револьвером синей стали. Это были Антонов и Дыбенко».

Вскоре у их автомобиля лопнула шина. В мемуарах Антонов утверждал, что тогда они реквизировали шикарный автомобиль «Рено», в котором ехал греческий консул. Тот пытался возражать: «Во имя греческого короля…», но получил ответ: «Во имя греческого пролетариата!»

У Джона Рида эта сцена выглядит по-другому: сначала Антонов остановил автомобиль, за рулем которого сидел какой-то солдат. Отдавать машину он категорически отказался. Дальше последовал такой разговор:

«Да вы знаете, кто я такой?» — и Антонов показал бумагу, в которой значилось, что он назначен главнокомандующим всеми армиями Российской республики и что все и каждый обязаны повиноваться ему без всяких разговоров.

«Хоть бы вы были сам дьявол, мне все равно! — с жаром ответил солдат. — Эта машина принадлежит первому пулеметному полку, и мы везем в ней боеприпасы. Не видать вам этой машины…»

В это-то время и появился «Рено». Правда, Рид описывает его как «старое и разбитое [авто] под итальянским флагом». Из него высадили толстого «гражданина в роскошной шубе, и высшее командование поехало дальше».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы