Читаем Красные полностью

В последующие дни еще выходившие в Петрограде оппозиционные большевикам газеты сообщали о расстрелах юнкеров, проводившихся, в частности, в Петропавловской крепости. Писали, что расстрелы проводились и по приказу Антонова. Насколько это соответствует действительности — сказать трудно. Подтверждений этим рассказам нет, но и вряд ли стоить игнорировать их полностью.

В тот же день Троцкий заявил: «Мы хотели избежать кровопролития. Но теперь, когда кровь уже пролита, есть только один путь — беспощадная борьба. Думать, что мы можем победить какими-либо другими средствами, — ребячество… Наши споры теперь разрешаются на улицах. Решительный шаг сделан. Мы все и, в частности, лично я берем на себя ответственность за все происходящее… За каждого убитого революционера мы убьем пять контрреволюционеров».

Освободившись из-под ареста, Антонов предложил новому главнокомандующему Муравьеву использовать его в борьбе с наступающими частями Краснова — Керенского. В июле 1918 года Муравьев поднимет восстание против большевиков и будет убит, так что не удивительна та весьма противоречивая характеристика, которую дал ему Антонов в мемуарах: «Пафос Дон-Кихота и тот же рыцарь печального образа по политической беспомощности и самопреклонению».

Антонов стал заместителем Муравьева по политической части. Он признавал, что командующий проявил на своем посту способности и большую энергию. Главное — он одним из первых революционных руководителей сумел убедить вернуться к своим непосредственным обязанностям многих офицеров. Но, конечно, не только этим можно объяснить успехи большевиков и их союзников под Петроградом. Они сумели направить на фронт более десяти тысяч человек — солдат, матросов, красногвардейцев, рабочих. 30 октября они отбили атаку сил Краснова в районе Пулковских высот и сами перешли в наступление. Вскоре было взято Царское Село. В Гатчину для переговоров с казаками отправилась делегация во главе с Дыбенко.

Во время переговоров Дыбенко в шутку предложил казакам «обменять Керенского на Ленина». Керенский, переодевшись матросом, бежал на автомобиле. Воевать большинство казаков не хотели — большевики обещали отпустить их домой, и они не понимали, почему должны умирать за Керенского, которого многие из них терпеть не могли и который к тому же еще и сбежал. В общем, уже 1 ноября Гатчина была занята отрядами сил ВРК. Казаков отпустили. Генерал Краснов был арестован. По советской версии, его потом освободили под «честное слово офицера, что он не будет более бороться против Советской власти». По другой версии, генерал бежал. Он уехал на Дон, где в марте 1918 года снова начал борьбу с большевиками[10].

30 октября Муравьев разослал телеграмму:

«Всем Советам рабочих и солдатских депутатов.

30 октября, в ожесточенном бою под Царским Селом, революционная армия наголову разбила контрреволюционные войска Керенского и Краснова.

Именем революционного правительства призываю все вверенные полки дать отпор врагам революционной демократии и принять все меры к захвату Керенского, а также к недопущению подобных авантюр, грозящих завоеваниям революции и торжеству пролетариата.

Да здравствует революционная армия!»

Первого ноября в Гатчину приехали Муравьев и Антонов. Ходили слухи, что Керенский еще здесь — они тут же распорядились начать его поиски в подвалах гатчинского дворца. «Со свечами в руках шарим с пестрой толпой в их глубине, — вспоминал Антонов. — Трах-тах! Кто-то выпалил в промелькнувшую тень. Померещилось… Нет Керенского. Сгинул. Говорят, сбежал, переодевшись девицей… Так бесславно окончился авантюрный роман ваш, Александр Федорович!»

Знал бы тогда Антонов, как закончится его собственный, революционный роман…

Война и оппозиция

Октябрьские дни 1917 года были «пиком» революционно-политической карьеры Антонова-Овсеенко. Не то чтобы сразу после них она резко пошла вниз, но, несмотря на то, что судьба отпустила ему еще двадцать лет жизни, никогда больше Антонов не находился так близко от самого эпицентра исторических событий и никогда больше так сильно не мог лично влиять на их ход. Тем не менее бурных событий в его жизни хватало.

С конца 1917-го по 1921 год он на различных фронтах Гражданской войны. Потом Антонов напишет обстоятельные мемуары, так и названные — «Записки о Гражданской войне». В четырех томах — более тысячи страниц. Воспоминания выходили в свет на протяжении девяти лет с 1924 по 1933 год, а потом не переиздавались 80–90 лет. И понятно почему — Антонов (особенно в первых томах) часто упоминал Троцкого, Муравьева и других деятелей, ставших потом «врагами народа». Да и он сам оказался в их числе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы