Ну вот, закончился ещё один допрос. Допрос, подслащённый чаем. Иван вернулся в каюту с зелёными диванами. Серьёзное испытание выпало на его долю — испытание на совесть, на честность, на преданность товарищам и революционному долгу. На карту ставилась жизнь.
В иллюминатор было видно, как так же мерно прохаживался английский матрос, всё в той же застывшей позе стоял у орудия часовой, всё так же дежурили у трапа двое.
Теперь Иван точно знал: они зорко следят за ним, потому что он нужен англичанам живой и невредимый. Потому что без него, без Ивана, становятся пустыми бумажками те самые заманчивые мандаты, по которым можно законно распоряжаться всем движимым и недвижимым имуществом, отправлять суда, подписывать официальные бумаги и получать в банке деньги.
А Иван без доверенности — просто русский пленный, которого ничего не стоит расстрелять.
Доверенность без самого Ивана — пустая бумажка.
«И поэтому ты должен, должен уйти, — сказал сам себе Иван. — Не для того ты бил своих капиталистов, чтобы сделаться английским капиталистом. Должен удрать! Это только кажется, что удрать совсем невозможно».
Иван на всякий случай подошёл к иллюминатору. Попробовал — открывается. Посмотрел — до стенки причала не так уж далеко.
…Когда утром в каюту с плюшевыми диванами вошли офицеры, они застали её пустой. «Мистера Сорокина» нигде не было.
«Сочинитель» туфелек
Дмитрия вызвал из деревни старший брат Иван. Прислал ему письмо:
Дмитрий не раздумывая приехал.
Начал он, как и все его родственники — Полутовы и Сорокины, — с самого простого. Его определили в каблучный цех, обучили несложной работе — прибивать на машине каблуки. Подставляй в неё ботинок да нажимай ногой педаль. Вот и вся премудрость!
И уж, казалось бы, от самого рабочего тут ничего не зависит. Но Дмитрий сумел так приноровиться, что прикреплял каблучки ровнёхонько, чисто: любо-дорого смотреть. Да ещё придумал стёсывать их. Отчего те же ботинки приобрели лёгкий и изящный вид.
Потом Дмитрия перевели в сандальный цех. Тут он тоже предложил, как лучше работать: подсказал принарядить скучные коричневые сандалии светлыми рантами и на носочках пробить фигурные отверстия.
Самые обычные детские ботинки, в которых играют в футбол и гоняют в лапту, и те сумел украсить: всего лишь одна узорчатая строчка на сгибе и две такие же строчки вдоль шнуровки преобразили ботиночки.
Вот их-то и увидела однажды швея из цеха детской обуви, которую все называли товарищ Вера.
— Кто сочинил такие замечательные украшения? — удивилась она. — Совсем просто, а как нарядно!
Дмитрия похвала ну прямо-таки окрылила. Дело в том, что он уж давно приглядывался к этой удивительной девушке. Весёлая, задорная. Вокруг неё всегда вились парни. Но она никого не выделяла. Со всеми была приветлива, всем одинаково приятно улыбалась.
Вера носила свободную полосатую блузу, синюю юбку и голубую косынку, из-под которой выбивались непокорные пряди волос.
У неё были стройные длинные ноги. Но обувалась она в грубые «парусинки» на резиновом ходу. И было обидно смотреть: такие красивые ножки были достойны более нарядных туфель.
Вера слыла на фабрике активисткой. Всё, чем жила тогда молодёжь, кровно её касалось.
Прибежала она как-то в цех и объявила:
— Товарищи, принято решение строить наш фабричный Дом культуры. Кто добровольцы, записывайтесь!
Дмитрий конечно первым изъявил желание.
— А сама-то пойдёшь?
Вера возмутилась:
— Как же без меня!
Дмитрию очень хотелось понравиться ей. А как это сделать, если был он по натуре человек застенчивый. Вот он и старался умением обратить на себя внимание.
После смены молодёжь отправилась на стройку. Преобразились в каменщиков и грузчиков. Опытные строители показали простейшие приёмы работы. Дело пошло на лад.