Красный башмачок

Припомнились Ивану всякие случаи.

Например, такой.

Был на фабрике сапожник Петя Скобарь. Он плохо зарабатывал и голодал. Как-то раз во время работы он упал в обморок.

Подошёл мастер, дал ему кусок хлеба.

— На, дурак, поешь, — вроде бы пожалел он. А потом оштрафовал за… нарушение порядка.

А то ещё было так. Похвалился сосед соседу:

— Посмотри, какие нарядные сапожки я сшил.

Услыхал мастер, заорал:

— Хотите поговорить — идите, швиньи, домой! — И в наказанье вычел с обоих жалованье за две недели.

Однажды такой случай произошёл в каблучном цехе.

Служил там одноглазый мастер. И всё ему казалось, что сапожники над ним посмеиваются. Как-то увидел он, что Мишка-каблучник, прищурив один глаз, осматривает только что прибитые каблуки.

— Ах ты, — говорит, — меня передразниваешь! Так получай за это штраф!

Мастер Вайнерт из отделочного отделения имел привычку носить при себе плётку и ею хлестал рабочих направо и налево…

Нет, не нравились все эти фабричные порядки Ивану.

Узнал он, что недовольных на «Скороходе» много. Только все осторожничали. Потому что хозяева всюду держали своих шпиков, которые подслушивали разговоры и доносили на рабочих.

И всё же случай свёл Ивана с одним толковым человеком, который дал ему несколько тоненьких печатных брошюрок. Сказал:

— Возьми, прочти.

Развернул Иван дома листочки. А там написано и про штрафы, и про незаконные вычеты, и про издевательства мастеров — всё правильно объяснено.

Потом в один из субботних дней тот же человек неожиданно пригласил его в баню.

— Захвати берёзовый веник. Славненько попаримся. Встретимся у трактира «Перепутье».

Шёл Иван помыться, а попал на собрание подпольного кружка. То, что он услыхал там, широко раскрыло ему глаза.

Собрания подпольщиков происходили в самых неожиданных местах: то на чердаке дома, то на лесопилке. Рабочие обсуждали, как совместно бороться за свои права, читали политическую литературу.

Сорокину поручили распространять листовки. Проверили предварительно, надёжный ли он человек. Дело требовало сноровки и умения. Надо было хорошо разбираться в обстановке, чтобы не подвести товарищей и себя.

Потом ему доверили задание посложнее.

Сапожники готовились провести маёвку. Постановили организовать всё заранее. Для этого решили встретиться в трактире на Лиговке. Явку должен был обеспечивать Иван.

У него приметная внешность. Светлые волосы зачёсаны назад. Глубокая складка пролегла между бровями. Глаза у него широко поставлены. Тонкие губы плотно сжаты в ниточку. А усы шпалочкой. Одевался Иван щеголевато: на костюм, на галстук не жалел своего повышенного жалованья. Мог сойти за учителя или за приказчика.

Он пришёл в трактир раньше намеченного срока, чтобы ознакомиться с обстановкой. Занял видное место. Сел и стал читать газету. Ему оставалось ждать, когда скажут пароль.

— Господин, ваш столик не занят? — должен спросить «свой».

— Будет занят, — положено было ответить Ивану и провести «своего человека» в отдельный кабинет.

Затея удалась. Собрание прошло благополучно. То, что говорилось в отдельном кабинете, не предназначалось для посторонних ушей.

Первого мая, как всегда заунывно, взвыл гудок на фабрике. Но сапожники не торопились на работу. Сегодня они избрали другой маршрут. Незаметно собрались они в чащобе Румянцевского леса. Пришли принаряженные и возбуждённые. Слушали ораторов, читали большевистские листовки, пели революционные песни.

Иван тоже выступил. Он говорил о том, что каждый сапожник не может быть сам по себе, что все рабочие должны отвечать друг за друга, помогать друг другу.

— Уж не знаю, как это назвать одним словом, — сказал он, — но так должно быть.

— Солидарность! — крикнул из толпы человек в студенческой тужурке. Он выхватил из-за пазухи алый стяг и принялся им размахивать над головой.

Все закричали: «Ура!»

Рабочим было интересно на маёвке. Но к вечеру прискакали жандармы с нагайками, открыли беспорядочную стрельбу. Срочно пришлось расходиться.

«А что было потом?» — вспоминал Иван, сидя сейчас на чужом плюшевом диване.

После той маёвки Иван взялся распространять прокламации, запрещённые книги и газеты. Он всегда действовал с крайней осторожностью. Подойдёт, поговорит о чём-то постороннем. А потом достанет незаметно из-под своего кожаного фартука несколько листков.

— На, — скажет, — на курево.

Знали товарищи, какое взрывчатое содержание было в этом «куреве»!

Скоро и начальство приметило подозрительную деятельность Ивана. Его имя попало в «чёрную книгу», где значились все смутьяны, выражающие недовольство фабричными порядками, будоражившие сапожный люд.

И вот после очередной стачки Сорокина вызвали в дирекцию.

— Жаль, хороший ты спец, — сказали ему. — И нужен ты фабрике. Но, голубчик, вон, за ворота!

А у ворот дожидались двое жандармов.

Его арестовали. Что-либо предпринимать было поздно… «Пусть берут, — подумал тогда Иван, — всё равно вырвусь».

Он ещё не представлял, как это удастся сделать. Но зрела в нём какая-то весёлая уверенность, что друзья выручат.