Красный дом

– На самом деле я теперь использую симуляторы, но я его сохранила в память о старых временах. Готова поспорить: ты даже не можешь представить компьютерные игры на кассетах.

– А вот тут ты не права. Они есть в нашем книжном магазине.

– Конечно, есть. Я в него первый раз попала, увидев объявление о старой игре. Хочешь сама их поставить?

Теперь с кассетника стерта пыль и он включен в сеть.

– А что вообще нужно делать? – спрашиваю я.

Серена смеется и нажимает одну из кнопок. Открывается крышка, и Серена вставляет в отсек одну из кассет. Все очень непривычное и какое-то громоздкое. Я задерживаю дыхание.

Серена нажимает на другую большую кнопку. Слышится щелчок, и кассета начинает крутиться.

Слышится громкое шуршание, потом голос. Я склоняюсь поближе к аппаратуре.

Когда я слушаю этот голос, у меня создается ощущение, будто у меня в животе застрял шар, он становится все больше и больше, пока у него не возникает потребность вырваться из меня. Серена с непониманием смотрит на меня.

Это детский голос. Ребенок кому-то что-то рассказывает, но ему никто не отвечает.

– Борис на самом деле плохо со мной обошелся. Толкнул меня в грязь, а все его друзья смеялись надо мной и… – Голос становится очень тихим или каким-то приглушенным, словно ребенок расстроен, а микрофон находится далеко. – Они мне сказали, что я проклята и стану такой, как ты, и я должна позволить им отрубить мне палец…

– Проклятье!

Кусок тоста, который я держу, выпадает у меня из руки, я склоняюсь вперед и нажимаю на «Стоп».

Серена хмурится, глядя на меня.

– Ты узнала этот голос?

Я выдыхаю.

– Да. Это я.

– Бабушка записывала то, что ты ей рассказывала? Ты знала об этом?

– Нет. И не думаю, что я разговаривала с ней.

– С кем ты разговаривала?

– Я думаю, что я это рассказывала Джозефу.

– Но… – Серена качает головой. – На кассете стоит дата: 2005 год. Джозеф был в коме. И ты с ним разговаривала?

Наверное, со мной что-то не так. Никто не понимает мое желание говорить с человеком, находящимся в бессознательном состоянии. Я пытаюсь объяснить.

– Он меня не осуждал. Ты не представляешь, что у меня была за жизнь. Мой дядя очень старался, но я постоянно его разочаровывала. Моя тетя вообще была уверена, что со мной что-то не так. Что бы я ни делала, она тут же приписывала мне какой-нибудь диагноз. Я не могла ей рассказать про проблемы, которые возникали у меня в школе, или о чем-то подобном. А меня травили и дразнили. Я не могла рассказать Пегги, потому что она обязательно пошла бы к учителям, а это только усугубило бы ситуацию.

– И поэтому ты рассказывала Джозефу?

– Да. Я ему все рассказывала, пока…

– Что? Что случилось? Это имеет какое-то отношение к Нейту и кислоте? Ты же сказала, что это Джозеф сделал. Расскажи мне, Ева. Я знаю, что это очень личное, но я чувствую, что это может быть связано со всем остальным.

Я отрываю кусочек тоста и мну между пальцев.

– Я пару раз рассказывала Джозефу о том, как кто-то из детей мне как-то вредил, издевался надо мной и этому ребенку доставалось. И я вбила себе в голову, что это делал Джозеф. То есть я знала, что он этого не делал, но казалось, что это он. Никто, кроме него, на самом деле меня не слушал.

– Или, по крайней мере, ты считала, что никто не слушал, но на самом деле твоя бабушка записывала все, что ты говорила.

– Похоже на то.

– Тот мальчик, про которого ты рассказываешь на этой кассете, – он как-то пострадал?

– В него кто-то бросил камень в лесу. Но он не пострадал.

– Обвинили тебя?

– Да. Все знали, что он дразнил и третировал меня. Я не бросала камень, но все были уверены, что это как-то связано со мной… И я вроде как вообразила себе, что это сделал Джозеф.

Серена выдыхает.

– Боже, Ева, как это все странно.

– Я знаю.

– А что там с Нейтом? Его облили кислотой, а обвинили тебя. Нейт сделал тебе что-то плохое? Ты Джозефу про него рассказывала?

– Я не думаю, что это имеет отношение к делу, – говорю я.

– Я вот не уверена.

Я медленно жую тост и стараюсь проглотить.

– Нейт пытался меня защитить. Он обычно провожал меня через лес после школы, зная, что люди меня не любят и считают странной.

– Мне очень жаль, что у тебя было такое детство.

– Спасибо. Иногда у меня появлялось ощущение, будто на моей стороне только одна бабушка, поэтому, когда Нейт мною заинтересовался, это было так приятно. Мои предыдущие отношения… закончились плохо.

– Мне очень жаль. А Нейт был значительно старше тебя?

– Да. Мне было семнадцать, а ему двадцать семь. Конечно, он был другом Джозефа, так что он его ровесник. И я подумала… О боже, мне так стыдно.

– Продолжай, все в порядке. Ты была практически ребенком.