Я беру машину Серены и еду в Маршпул. Джули живет в симпатичном старом доме. Вокруг выложенного плитками дворика перед фасадом установлена ограда. За домом тоже есть двор и переоборудованный сарай, который, вероятно, и сдается в аренду отдыхающим. Я ставлю машину так, чтобы она никому не помешала, затем обхожу дом, чтобы войти через заднюю дверь. С одной стороны, у меня появляется желание сбежать, потому что я не хочу знать, как все было плохо в моей семье. С другой стороны, мне отчаянно хочется услышать то, что может рассказать Джули.
Серена с Нейтом остались у него дома, чтобы продолжить работу над игрой. Они уверены, что еще не все нашли. Интересно, Серена сообщит Нейту о своей беременности?
Дверь резко распахивается, женщина раскрывает объятия и прижимает меня к себе.
– Крошка Селестина! Боже, не могу поверить!
У нее круглое лицо, и сама она вся кругленькая – напоминает мягкого, теплого плюшевого мишку. Мне сразу же становится легко с ней. Я иду за ней в гостиную, оформленную в ярких радужных тонах.
– Теперь меня зовут Ева, – сообщаю я. – Зовите меня так, пожалуйста.
– О! Ева, да, конечно. Это тоже красивое имя. Присаживайся, я сейчас заварю нам чай.
Она ведет меня к темно-оранжевому дивану, который стоит рядом с дровяным камином. Я благодарно усаживаюсь. В комнату проникает запах выпечки.
Центральное место в комнате занимает открытый сложенный из кирпичей камин, стена слева от него вся увешана фотографиями. Я просматриваю их, но, конечно, никого не узнаю.
Джули возвращается с двумя чашками и тарелкой, на которой горкой лежат печенье и булочки. Она ставит их на кофейный столик, а сама усаживается рядом со мной на диване, мне не совсем комфортно от того, что она так близко, но я приказываю себе расслабиться.
– Напомни мне, пожалуйста, что у меня в духовке кексы, – просит она. – Не хотелось бы их сжечь.
– Хорошо, – отвечаю я, зная, что сразу же забуду об этом.
– Как это было ужасно, просто
– Со мной все в порядке. Я поменяла имя и фамилию и переехала. Я не могла смириться с тем, как люди относились ко мне.
– О боже, да, я понимаю. Бедняжка. Твоя мама так тебя любила.
– Я знаю, что ей приходилось трудно со мной.
Джули хмурится и молчит.
– Я это знаю, и в этом нет ничего такого, – продолжаю я. – Я не помню ничего «до», поэтому вы не расстроите меня, если что-то расскажете про моих родителей.
– Я не хочу, чтобы ты плохо думала про свою маму…
– Не плохо. Просто… Я знаю, что ей было сложно из-за депрессии.
– Не уверена, что это была именно депрессия, но не волнуйся из-за этого. Расскажи мне о себе. – Она поудобнее устраивается на диване и улыбается.
Я не хочу рассказывать ей о себе. Я хочу узнать про свою семью. По крайней мере, она не мучает меня вопросами о Джозефе. Интересно, слышала ли она, что он может быть в сознании?
– Я работаю в книжном магазине, – сообщаю я. – У меня все в порядке. Что вы имели в виду? Разве маме не было трудно со мной и Бенджи?
Джули вздыхает.
– Не вижу смысла говорить об этом. Учитывая сколько времени прошло.
– Пожалуйста. Я хочу знать. Это не может быть хуже… всего остального.
– Я имею в виду… у всех есть проблемы в семье, не правда ли?
– Что происходило, Джули? Пожалуйста, расскажите мне.
– Хорошо. Ты, вероятно, знаешь, что твоя мама не была счастлива с твоим отцом.
Я чувствую, как меняется мой мир.
– На самом деле нет. Мои тетя и дядя всегда говорили мне, что они обожали друг друга. Недавно я выяснила, что у моей мамы были проблемы, но я думала, что из-за послеродовой депрессии.
Джули откусывает кусочек печенья и медленно жует.
– На самом деле я думаю, что дело было не в этом.
– Продолжайте, пожалуйста.
– Если женщина несчастна, то все обычно списывают это на какую-то болезнь или расстройство, но иногда женщины бывают несчастны просто потому, что жизнь их ужасна.
– Жизнь моей мамы была ужасна? – Я чувствую себя виноватой и не могу объяснить почему.
Джули ставит чашку с чаем на стол и смотрит мне прямо в глаза.
– Все любили твоего отца. Он производил впечатление отличного парня.
– Я чувствую «но».
Она вздыхает.
– Хорошо, я вполне могу тебе все рассказать. Все началось незаметно. Вначале Эсси обратила внимание на то, что он стал говорить с ней о чувствах. Если мужчина о них говорит, это хорошо, правда? Но он всегда говорил только о
Я хмурюсь.
– Если честно, это не кажется таким уж ужасным.
– О боже, все становилось только хуже. На это ушло много времени. Он был мил и обаятелен, пока Эсси не оказалась в том положении, в котором он хотел. Он так здорово умел манипулировать людьми, что ему не приходилось часто вести себя отталкивающе и неприглядно. Все оставалось за закрытыми дверьми. Но ближе к концу стало просто ужасно.