Допрос Ягоды шёл больше трёх часов. За это время я успел упиться вкусным чаем, наесться бутербродами с колбасой и икрой, почитать газеты. Да, прав был профессор Преображенский из «Собачьего сердца», когда говорил, что нельзя читать советские газеты до обеда. Всё излишне помпезно и в то же время тускло. Работать в этом направлении и работать. Пропаганда тоже оружие, и не самое слабое.
Примерно через три часа из сталинского кабинета выглянул Поскрёбышев.
— Товарищ Головин, вас просят зайти.
В кабинете Сталин нервно ходил за спиной Ягоды, Киров сидел за столом, и перед ним стояла переполненная пепельница. Власик сидел чуть в стороне с бледным лицом. Увидев меня, Сталин резко остановился.
— Товарищ Головин, сделайте так, чтобы этот мог ходить. Не нести же его до камеры на руках.
— Он не доживёт до следующих суток, куда бы вы его ни поместили, товарищ Сталин. Не проще организовать ему некролог? Мол, от сердечного приступа прямо на боевом посту скончался… и так далее. Его арест сейчас может послужить сигналом к активным действиям заговорщиков.
— Но он ещё многое может рассказать… — Сталин явно не хотел терять такой источник информации, как Ягода.
— Думаю, что не так уж и много он знает. Не та фигура, чтобы быть посвящённым во все тонкости. Он — расходный материал, от которого избавятся сразу, как в нём пропадёт нужда. Вот брат Клаус, тот действительно знает много. И вспугнуть его никак нельзя.
Сталин раскурил свою трубку и несколько раз прошёлся туда-сюда по ковру.
— Что ты скажешь, Сергей? — обратился он к Кирову.
— Я за некролог, Коба. Виктор прав, нам нельзя раньше времени разворошить весь этот клубок змей, и тем более никак нельзя упустить этого Клауса.
В глазах Ягоды, который всё это слышал и прекрасно осознавал, застыл нечеловеческий ужас.
— Как вы это предлагаете сделать, товарищ Головин? — Сталин с видимым удовольствием затянулся ароматным табаком, словно человек, только что принявший важное решение.
— То есть вы, товарищ Сталин, согласны с моим предложением? — на всякий случай уточнил я.
— Я нахожу ваше предложение своевременным… — Сталин вновь затянулся трубкой. — И товарищ Киров поддерживает ваше предложение.
— Тогда вызывайте медиков. — Я быстро, пока Сталин не передумал, Силой остановил Ягоде сердце и в тот же миг рухнул на ковёр без сознания.
В себя я пришёл от жжения в носу. Судя по положению, меня перетащили на диван, стоящий у стены, и теперь какой-то человек, совал мне под нос ватку, смоченную нашатырным спиртом.
— Спасибо, доктор, я в порядке… — Я перехватил руку врача, когда он в очередной раз собирался подсунуть мне под нос своё химоружие.
— Да, доктор, спасибо. Можете быть свободны. — Сталин со своей неизменной трубкой вошёл в поле зрения.
Кстати, трупа Ягоды в кабинете уже не было.
— Как вы себя чувствуете, товарищ Головин? — Чувствовалось, что спрашивал Сталин не из простой вежливости, а вполне искренне.
— Спасибо, товарищ Сталин, жить буду. Долго я?
Ответил мне Киров, подойдя со стаканом воды:
— Почти час. На вот, выпей… — Он протянул мне воду. — Чего это тебя, Виктор, так разморило?
— Обратный эффект от убийства разумного таким способом, — ответил я, залпом выпив воду и взглядом попросив ещё.
Сталин жестом остановил Кирова, повернувшегося было за графином с водой, прошёл в дверь за своим столом и вернулся оттуда с глиняным бутылём.
— Это, товарищ Головин, будет лучше, чем вода. Это вино мне из Грузии прислали… — Он наполнил стакан бордовой жидкостью и протянул мне.
Офигеть! Сталин сам мне вино наливает, своими руками. Хотя… Дракон я или нет?.. Правильно, Дракон. А нас, Драконов, надо из рук кормить, иначе мы озвереть можем. Такие вот мы забавные зверушки.
— Будем жить! — Я отсалютовал стаканом с вином и с удовольствием выпил очень даже вкусный напиток.
Я и в той жизни в плане выпивки был довольно привередливым. Нет, мог и водочки выпить, и самогоночкой не брезговал, но только хорошо очищенной и хорошего качества. А уж хорошее вино почитал перед всеми другими алкогольными напитками.
— Правильный тост, товарищ Головин. Будем жить и бороться. Жить и с каждым прожитым днём делать нашу страну ещё более сильной и процветающей! — Сталин как-то по-отечески улыбнулся.
— Собираемся. Едем на дачу. — Добрый дядюшка вновь превратился в главу государства. — Надо ещё решить, кого ставить наркомом вместо Ягоды.
— Один вопрос, товарищ Сталин. Ягода сказал, кто такой этот брат Клаус?
— Нет, — резко и раздражённо ответил Сталин, — не назвал. Каждый раз, когда ему задавали этот вопрос, он впадал в ступор и не мог произнести ни слова. Поэтому я был против его смерти. Теперь мы окончательно потеряли единственную ниточку к этому Клаусу.
— Не потеряли. Брат Клаус — это Хрущёв.
— Никита?! — с изумлением одновременно спросили Сталин с Кировым, резко обернувшись ко мне.
— Ви отдаёте себе отчёт, товарищ Головин, в том, чито ви сейчас говорите? — Акцент в речи Сталина стал очень заметным. — Хрущёв — скоморох. Какой из него агент какого-то там ордена?