Красный дракон. Китай между Америкой и Россией. От Мао Цзэдуна до Си Цзиньпина

В этом смысле представляет интерес, каким предстал Китай перед Ли Куан Ю, когда он вместе со своей дочерью посетил его в 1976 г. по приглашению Чжоу Эньлая. Он пишет о Китае следующее: «Это был странный мир. Я уже до того читал о Китае, особенно после визита Никсона. Тем не менее от непрерывного обстрела гигантскими лозунгами, написанными или развешенными на стенах домов, от гигантских плакатов, установленных посреди пшеничных и рисовых полей, веяло сюрреализмом. Эти же лозунги гремели из громкоговорителей на вокзалах и в парках, звучали по радио – это отупляло. Мы не обнаружили в людях подобного рвения, за исключением тех случаев, когда им приходилось, выражая притворное одобрение, говорить с нами о “культурной революции”. Это было что-то вроде китайских “потемкинских деревень”»³⁰⁹. Здесь схвачена атмосфера Китая конца эпохи Мао Цзэдуна, когда на плакатах большими иероглифами были написаны лозунги типа «Критикуй Конфуция, критикуй Дэн Сяопина», «Разгроми буржуазных экономистов», «Да здравствует всепобеждающее учение Мао Цзэдуна!», когда на сознание китайцев оглушающе и отупляюще действовал поток пропаганды, который лился из радиоприемников и громкоговорителей. В Китае рядом с носившими романтические названия горами и храмами господствовала нищета, блокировавшая возможность страны догнать развитые страны мира.

Кроме того, свою роль играло и то, что после окончании холодной войны противоречия между Китаем и США проявились с особой силой в таких областях, как права человека, торговля и проблема нераспространения оружия массового уничтожения и не было никаких надежд на их смягчение. Как сказал в 1991 г. Дэн Сяопин, «новая холодная война между Китаем и Америкой продолжается», однако затем он раскрыл широко двери для зарубежного, в том числе и американского капитала.

В настоящее время Китай совершает стремительное и масштабное восхождение на основе новых ориентиров, особого духа и видения перспектив: «Говоря о Китае, – подчеркивает А.И. Салицкий, – мы фактически имеем в виду первого в истории лидера глобальной экономики: прежде обычно речь шла о главенстве, либо о главенстве в рамках определенного экономического пространства (Япония, СССР). Находясь где-то в середине списка государств, выстроенных по критерию дохода на душу населения, КНР демонстрирует большинству обитателей планеты модель развития, которая работает на достаточно скромных и, подчеркну, собственных ресурсах (в отличие от ряда бывших лидеров)»³¹⁰. Самое интересное, что китайская модель не навязывается отстающим странам, что она разрушила привычные представления о табели в рангах глобальной экономики, о месте Китая в мировой политике и его роли в происходящем процессе становления полицентричного мира.

Китайская модель основана на доктрине «пекинского консенсуса», которая была опубликована Лондонским центром международной политики (май 2004 г.). Здесь речь идет не только об эффективности «китайской модели», но и о ее кардинальном отличии от принципов «вашингтонского консенсуса»³¹¹, который основан на идеологии свободного рынка, идеализации частного сектора и демонизации государственного программирования и регулирования. Основными принципами пекинского консенсуса являются:

1) рост ВВП при сохранении независимости от мирового капитала;

2) решительное стремление к инновациям и экспериментам (специальные экономические зоны);

3) защита государственных границ и национальных интересов;

4) накопление инструментов асимметричной силы (в виде триллионов долларов валютных резервов) и т. д.

На основании этой доктрины Китаю в ходе рыночных реформ удалось добиться и макроэкономической стабильности, и активизации субъектов хозяйства, и внушительных внешнеэкономических успехов. Китай на практике сумел осуществить инвестиционную, а не монетарно-либеральную модель развития с очень высокими темпами роста и нормой накопления. Китай не стремится к конвертируемости национальной валюты по счетам движения капитала, что сделало ее одной из самых устойчивых мировых валют с превосходным реальным обеспечением и минимальной инфляцией. При этом финансовые спекуляции существенно ограничены при помощи жесткого государственного регулирования и достаточно эффективной системы мониторинга рынков.

«Важной частью “пекинского консенсуса” становится выдвижение на первый план идеи социальной справедливости, а это в экономической части предусматривает повышение доли ВВП, перераспределяемой государством, и усиление его контроля над крупным частным капиталом, но не исключающего и государственно-частного партнерства. Госсектор в КНР представлен ключевыми и наиболее доходными отраслями: в него входят 80 % добывающей промышленности, 75 % энергетики, 86 % финансов и страхования, 84 % услуг транспорта и связи, полностью выпуск сигарет и т. д. В парке промышленного оборудования Китая доля собственно китайского производства составляет около 70 %, а среди импортных средств производства преобладает японская и германская техника (доля же США всего 4 %)»³¹².