— Партия старых. Они очень влиятельны и всеми силами стремятся избавить королевство от принца. Его идеи слишком революционны для них, он твердо намерен перераспределить власть в пользу других партий. Если я предоставлю партии старых неопровержимые доказательства того, что его высочество совершил несколько жестоких преступлений, они съедят его заживо. Для того чтобы настроить короля против сына, надо достучаться до его приближенных.
Мне не понравилось услышанное. Я провела рукой по горлу, внезапно возжелав, чтобы все это оказалось ночным кошмаром. Я начала помогать Оджину, потому что считала, что смогу отыскать правду, не лишившись при этом жизни. Но вспомнила вдруг о предупреждении госпожи Хегён. Она молила не допустить уничтожения королевской семьи.
С моих губ готово было сорваться заявление о том, что я не желаю больше помогать Оджину, что расследование становится неуправляемым. Но тут в голове у меня всплыло одно воспоминание.
— Я вспомнила, — прошептала я, — вспомнила, почему имя медсестры Арам показалось мне таким знакомым.
Оджин нахмурился:
— Почему?
О ней упоминала госпожа Хегён.
— Она была шпионкой госпожи Мун. — Мое сердце колотилось как сумасшедшее; мне было страшно, но я не могла отвести взгляд от светящейся нити, соединявшей этих двух женщин. — Придворная дама Анби и медсестра Арам — обе они были шпионками.
Судя по выражению лица Оджина, он думал о том же самом: смерть одной шпионки могла быть случайностью, но смерть сразу двоих?
Подобрав подол юбки, я поспешила к медсестре Кюнхи. Она сидела и смотрела на реку.
У меня перехватило дыхание.
— Я задам тебе еще один, последний, вопрос. Ты шпионила для госпожи Мун?
Ее губы вытянулись в нитку, глаза потемнели.
— Госпожа шантажом заставляла нас шпионить. Она каким-то образом прознала о том, что мы сделали — или, точнее, не сделали.
Я чуть не ахнула. Госпожа Мун была склонна к шантажу. И отчего-то я была уверена, что, когда принц в прошлом году убил и обезглавил медсестру, придворная дама Анби побежала за советом к своей повелительнице. И госпожа Мун тут же сообразила, как обратить эту кошмарную историю себе на пользу.
— Подожди меня в харчевне.
Я подняла глаза на Оджина. Он смотрел на толпу недужащих крестьян, собравшуюся в Хёминсо у седьмой раздвижной двери справа. В этой комнате он поселил медсестру Кюнхи, и теперь ее охраняла полиция.
— Я должен доложить обо всем командиру, — чуть слышно произнес он, — а потом мне нужно будет кое-что сказать тебе.
Я неуверенно провела рукой по юбке. Когда он в последний раз разговаривал со мной по душам в харчевне, то открыл, что он не слуга, как я, но инспектор полиции. Я гадала, о чем еще он не успел мне сообщить.
— Очень хорошо, — сказала я. — Полагаю, харчевня станет у нас чем-то вроде штаба.
Его губы изогнулись в подобии улыбки:
— Думаю, так оно и есть.
Мы отправились в путь по отдельности, я ускорила шаг, стремясь как можно скорее очутиться подальше от рыночного хаоса. Когда я все-таки вышла из крепости на тихую дорогу, то сделала глубокий вдох. Несколько дней мы довольствовались лишь ставящими в тупик вопросами, но наконец перед нами мелькнул проблеск правды. И эта правда была такой свежей, такой ясной, что казалось, все это время глаза мне застилал туман, и вот на какое-то мгновение он рассеялся и я прозрела. И теперь мне хотелось увидеть еще больше.
Мы оказались на один шаг ближе к правде.
Воздев руку к небу, я потянулась к ней другой рукой, чтобы снять напряжение в спине.
В тростнике неподалеку от меня что-то тихо зашелестело, и я застыла на месте.
Оглянувшись, я увидела только пустую дорогу, огибающую луг с высокой травой, и зыбкий туман, напоминающий беспокойных бесплотных духов.
— Это просто ветер, — пробормотала я, опуская руки, но сердце испуганно забилось: я вспомнила об убитом крестьянине.
Я сделала еще один шаг вперед и снова услышала шелест травы, а затем хлюпанье мокрой земли у кого-то под ногами.
Звук шагов становился ближе и ближе, и все во мне словно зашептало:
Мокрая земля скользила у меня под ногами, один мой башмак увяз в грязи, и я осмелилась оглянуться. И задохнулась при виде человека знатного происхождения — он был одет как таковой — в высокой черной шляпе, надвинутой на брови. Лицо его было скрыто повязанным на голове красным шарфом.
Одет же он был в белый халат, запятнанный кровью.
«Беги!» — приказал мне разум, и я умудрилась развернуться и рвануть вперед.
Онемевшая от ужаса, я не могла сказать, долго ли бежала, или почему вдруг оказалась на четвереньках, или когда именно свернула с дороги. Несясь по полю, я продиралась сквозь тростниковые метелки, а стоило мне обернуться, чтобы выяснить, удалось ли оторваться от преследователя, как чья-то рука ухватила меня за воротник и бросила на землю. Я ударилась плечом, перекатилась на спину и увидела над собой сверкающий клинок, подобный обнаженному когтю.