— Вы правда считаете, что принц убил… — Но не успела я закончить фразу, как дверь распахнулась и вошла служанка со шрамом на губе — она принесла соленую воду, которую я у нее просила, а также чистую салфетку и перевязочные материалы. И, как и раньше, подмигнула мне. Вот только на этот раз поинтересовалась, сколько детей мы собираемся заиметь. Нашим ответом ей стало гробовое молчание, и она поспешила удалиться, закрыв за собой дверь.
Комната внезапно показалась мне очень маленькой, в воздухе повисло напряжение.
Оджин потер лоб и посмотрел в сторону, вид у него был смущенный.
Я прочистила горло и прямо-таки официальным тоном произнесла:
— Прежде чем мы продолжим наше обсуждение, я должна осмотреть вашу рану, наыри.
— Я могу сам…
— Вам незачем смущаться. Это моя работа.
— Я не смущаюсь, — пробормотал он, а затем неохотно дал мне знак, чтобы я приступила к делу.
Под халатами мужчины носили белые штаны, и в том месте, где по ноге Оджина прошелся меч, из-под разрезанной ткани виднелась кровавая рана. Постепенно неловкость момента сошла на нет, и я смогла сосредоточенно изучить рану.
— С виду она совершенно ужасна, — сказала я, убирая с помощью соленой воды запекшуюся кровь. — Но она неглубокая и затянется сама по себе, если не будет заражения. Но придется все же обратиться к врачу.
Очистив рану, я взяла полоску ткани и осторожно забинтовала Оджину ногу.
— Так вы действительно считаете, — сказала я, заставляя работать наши с ним головы, — что именно принц убил мать врача Кхуна, медсестру Хё-ок?
— Да, — ответил он. — И это меня не удивляет. Многие члены правительства — в том числе и мой отец — чувствовали, что принц склонен к приступам ярости. Все началось с тэричхунджуна, регентства.
Я кивнула — я понимала, о чем он говорит. Мне вспомнилось, как все были удивлены тем, что король назначил наследного принца Джанхона регентом, хотя сам он был достаточно здоров и мог продолжать править без чьей-либо помощи.
— На принца следует смотреть как на правителя, но никто при дворе не относится к нему как к таковому, — сказал Оджин. — Какое бы решение принц ни принял, король накладывает на него вето. А когда принц обращается к отцу за советом, его упрекают в том, что он не способен принять решение самостоятельно. Я слышал, что из-за всего этого наследный принц стал нервным и раздражительным. Скоро его гнев прорвется наружу. А возможно, это уже произошло.
— Значит, вы полагаете, что за резней в Хёминсо также стоит принц?
— Нет, — твердо ответил Оджин. — Эти листовки… У меня такое чувство, будто его обвиняют в убийствах женщин, желая за что-то отомстить. Теперь, когда мы знаем, что все преступления могли быть спровоцированы убийством медсестры Хё-ок, я еще больше уверился в этом.
— Тогда в них должен быть замешан врач Кхун. Все указывает на него, разве не так?
— Нам нужно больше доказательств, чтобы убедить в этом хоть кого-то — командира Сона, короля или партию старых.
Я провела пальцем по старой мозоли на большом пальце. Чем дольше я смотрела на Оджина, тем отчетливее вставала перед моим мысленным взором картина смерти его отца. Сын держит на руках истекающего кровью мужчину, который для него важнее всех на свете.
— Но, по крайней мере, — прошептала я, — вы знаете, что вашего отца, должно быть, убил принц… И что вы будете теперь делать?
Он молчал, а я ждала, что он скажет. Ему следовало бы ответить: «Я буду мстить». В основе нашего королевства лежала сыновья почтительность.
— Почему ты так на меня смотришь? — спросил Оджин.
Я моргнула.
— А как я на вас смотрю?
— Словно я достойная жалости собачонка.
Я, немного подумав, ответила:
— Потому что я знаю, что вы сделаете. Вы отомстите наследному принцу или умрете, пытаясь отомстить.
— Месть… — еле слышно произнес он. — В «Записках о правилах благопристойности» Конфуция сказано, что дети обязаны убить убийцу своих родителей, даже если возможность для этого представится лишь на многолюдной дороге. Но я не намерен так поступать. — Он смотрел на меня, его взгляд был ясным и чистым, как и его совесть. — После смерти отца я понял: мы можем потерять все, что нам дорого, кроме одного — усвоенных нами уроков. Этому научил меня отец. — Молчание. — Перед смертью он сказал, что я должен искать справедливости, а не мести. Больше года я осознавал его слова и, работая в отделении полиции, понял, что между понятиями справедливости и мести действительно есть разница… большая разница.
Я, сдвинув брови, задумалась над его словами.
— Месть провоцирует месть; гнев ненасытен и неутолим. И он превращает нас самих в чудовищ, которых мы пытаемся наказать. Справедливость же означает завершение дела, его законченность, и я хочу именно этого. Подобной законченности можно достичь, лишь оставаясь разумным и рассудительным. И, в конце-то концов, не мне наказывать принца. Это должен сделать король, и только король. Моя же единственная задача — добыть достаточно доказательств, чтобы никто не мог отрицать правду.
Я выдохнула, еще лучше осознав важность нашего расследования.