Красный дворец

— Но мы же медсестры, — возразила я, и голос мой охрип от раздирающих меня эмоций. — Разве ты не помнишь слова Сунь Сымяо, приведенные на первой странице медицинской энциклопедии? «Человечество — самый драгоценный организм из всего живого на свете». Как… как ты могла убить всех этих женщин?

Одно дело было подозревать медсестру Инён, прислушавшись к словам командира, и совсем другое — встретиться с ней лицом к лицу. Она была последней, кого я могла бы заподозрить в преступлениях, ей единственной я доверяла во дворце, наводненном шпионами.

— Я не понимаю, как ты могла вытворить такое? Придворная дама Анби, медсестра Арам, медсестра Кюнхи — они были всего лишь свидетельницами. Они никак не могли спасти твою мать. И даже если бы попытались противостоять принцу, то неминуемо оказались бы убиты…

— Думаешь, ты лучше меня? — ледяным шепотом проговорила Инён. — Думаешь, ты знаешь, что хорошо и что плохо, а я нет? Большинство из нас верит, что мы не способны на убийство… до тех пор, пока кого-нибудь не убьем. До тех пор, пока твоя мать… — С клокочущей в горле болью она продолжила: — До тех пор, пока твоя мать, женщина, родившая и с любовью воспитавшая тебя, не лишается головы. Пока ты не узнаёшь, что три жестокосердные женщины выволокли ее тело со двора, раздели, чтобы никто не узнал о ее принадлежности к дворцу, и бросили где-то на горе Пугак. Чтобы никто его там не нашел, чтобы его съели дикие звери.

В груди у меня все заледенело: медсестра Кюнхи ничего такого мне не рассказывала. Ночь разверзлась передо мной подобно могиле — я видела силуэты трех женщин, волокущих обезглавленный труп, я видела, как они бросают его в совершенно безлюдном месте в горах.

— Тогда и только тогда ты будешь способна понять, лучше ты меня или нет.

Голос Инён дрогнул, она опять шагнула вперед и оказалась всего в нескольких шагах от разделявшего нас ручья.

— Медсестра Кюнхи вряд ли рассказывала тебе об этом. Равно как и придворная дама Анби ничего не сказала моему брату. Она молчала до тех пор, пока однажды ночью я не выманила ее из дворца. Я пригрозила ей пичхимом, желая просто напугать ее. Я… Я хотела, чтобы она поняла, что такое страх. Чтобы почувствовала то, что чувствовала моя мать.

— Но ученицы и их учительница, — прошептала я, — не заслуживали смерти.

— Они встали у меня на пути, — ответила Инён. — Когда придворная дама Анби прибежала в Хёминсо, из класса вышла учительница и увидела меня. Мне пришлось ее убить. Это увидели ученицы и начали кричать и визжать. Пришлось успокоить и их. Но убив их, я изведала чувство вины. Меня до мозга костей пронзил ужас перед содеянным. И я стала еще больше презирать принца — он-то, похоже, не испытывал ни малейших угрызений совести.

— И ты стала распространять листовки. — Я говорила медленно, стараясь выиграть время. — Хотела, чтобы люди начали подозревать принца в резне. И убила еще двух свидетельниц за то, что они спрятали труп твоей матери… — У меня перехватило горло, а в груди поднялась паника: я почувствовала, как теплая кровь Оджина пропитала мне юбку. Он умрет, если я каким-то образом не вытащу его отсюда. Мой взгляд метался по сторонам, в отчаянии ища путь к спасению. Но мне ничего не приходило в голову, и я понимала, что мой друг непременно умрет. Кинжал у меня в руке, как бы искусно он ни был выкован, мало подходил для схватки с женщиной, которая девять лет оттачивала умение владеть мечом.

— Я даже не смогла найти ее, — прохрипела Инён. Теперь она стояла совсем близко. Вода в ручье лизала подол ее юбки. — Я даже не смогла достойно ее похоронить. Та жизнь, которой мы живем, медсестра Хён, не заслуживает того, чтобы жить ею.

Обняв Оджина, я попыталась отползти от тени, которую отбрасывала на нас Инён. Но он был слишком тяжел, спастись с ним на руках никак не удастся. Я могла лишь крепче прижимать его к своей груди, всеми силами желая спрятать его в грудной клетке, рядом с сердцем, и мне было все равно, что будет со мной.

«Я обещала присматривать за тобой, заботиться о тебе, — я закрыла глаза, пытаясь сдержать горячие слезы, — но не знаю, как это сделать».

Тут подул ветер. И я опять почувствовала тот же резкий кислотный запах, что и в доме вдовы, и, подняв голову, поняла: так определенно пахла рвота.

— Я сделаю это быстро, ради всех нас, — прошептала Инён. С жутким металлическим скрежетом она вынула меч из ножен, и он сверкнул в лунном свете. — Наше время подходит к концу.

Запах не исчезал — особенно теперь, когда Инён оказалась так близко к нам. И тут у меня заработал мозг, та его часть, что включалась, когда я открывала книгу по медицине или же опускалась на колени рядом с больным. Когда мне нужно было прийти к какому-либо заключению.