Утешение я могла найти, лишь воображая их будущую жизнь. Может, Инён откроет глаза и обнаружит, что она снова ребенок, которого держит на руках мать — а у ее мамы ласковое, улыбающееся лицо и она агукает над своей дочуркой. Они проживут долгую жизнь, вместе состарятся, и на этот раз — пожалуйста, хотя бы на этот раз — они не расстанутся и выберут для себя иной путь.
Путь, который не приведет во дворец.
Ни Оджин, ни я не попали на праздник фонарей. Он уехал из столицы в горную провинцию Канвондо — его отвез туда по совету врача обеспокоенный его здоровьем дядя. Они лелеяли надежду, что природа целительным образом подействует на Оджина, поможет восстановиться. Что же касается меня, то я не пошла на праздник, зная, что при виде фонарей только острее почувствую отсутствие Оджина.
Он написал мне письмо, в котором я смогла разобрать только два слова:
Я не ответила ему: не знала, что бы такое написать. Вместо этого я ждала новых известий о нем от Чиын. Теперь я жила у медсестры Чонсу и помогала ей по дому: она до сих пор передвигалась с большим трудом. Медсестра пригласила меня к себе, когда мы потеряли наш дом; отец не изменил своего решения и вышвырнул нас вон, хотя дело было расследовано и закрыто. Матери без него стало только спокойнее: она теперь работала служанкой в харчевне. Хозяйка харчевни была ее старинной подругой; как и мать, прежде она работала кисэн.
— Никаких вестей? — спросила мать, когда я пришла ее навестить. — Инспектор не давал знать, когда вернется?
— Пока нет, — ответила я.
Мы сидели на заднем дворе харчевни, рядом с кухней. Там стояли корзины, полные овощей, которые мать нарезала и укладывала аккуратными горками.
Приятно было видеть ее такой — она словно выбралась из клетки, которую сама же себе и воздвигла.
С каждой нашей новой встречей казалось, что она все больше приходит в согласие с собой и со мной и с каждым разом все больше суетится вокруг меня. «Почему ты до сих пор не поела?» — как-то раз вопросила она, а затем весь день донимала меня лекциями о необходимости есть три раза в день; в следующую же встречу она придумывала что-то новенькое. Сегодня речь пошла об инспекторе.
— А что будет, когда он вернется? — спросила она, глядя на меня. — Расследование закончено. И как прежде уже не будет.
Я взяла головку чеснока и бесцельно повертела ее в пальцах, стараясь не дать словам матери взволновать меня. Временами мать раздражала меня своими вопросами, но я находила в этом странное удовольствие: лучше уж раздражаться, чем терпеть упорное материнское молчание, сопровождавшее меня на протяжении всего моего детства.
— Я просто… — Она тяжело вздохнула. — Просто не хочу видеть тебя обиженной или разочарованной.
Я какое-то время обдумывала ее слова.
— Что бы ни произошло, жизнь продолжается, правда ведь?
«Твоя-то вон продолжилась».
— У меня все будет хорошо, мамочка. Я едва ли о нем думаю последнее время.
Мать выгнула бровь.
— Но ты каждый день ждешь новостей от Чиын.
— Это исключительно из любопытства — мне интересно, как поживает инспектор, — заверила ее я с излишней горячностью. — Как ты сама сказала, расследование закончилось и с тех пор прошло уже несколько месяцев. Он, наверное, уже забыл о нем. Я вот забыла и
— По тебе этого не скажешь. Почему бы тебе не написать ему? Вот и Чиын твердит о том же самом…
— Не стану я ничего писать, — буркнула я. Как-то, набравшись мужества, я написала ему, но затем порвала письмо на мелкие клочки в страхе, что он забыл меня. И в то же самое время я боялась, что я ему все еще небезразлична. — Не собираюсь бегать за мальчиком.
Мать покачала головой, прищелкнула языком и вернулась к своему занятию.
— Я определенно не скучаю по дням моей молодости, — пробормотала она. — Хаотичным дням, полным ненужных ссор и конфликтов.
Тут к матери подбежала молодая служанка и жестом показала куда-то позади себя:
— Аджумма, там у забора слоняется какой-то странный человек. Он давно смотрит на вас.
Я взглянула на ряд блестящих коричневых горшков, на живую изгородь за ними и увидела стоящего под деревом отца. Мать тут же встала и, уходя прочь, пробурчала что-то вроде «глаза б мои его не видели». Но я осталась сидеть, глядя, как человек, так долго отравлявший мне жизнь, неуверенно вышагивает туда-сюда перед калиткой, а затем входит в нее.
В тот день, когда меня вызвали во дворец, я подробно рассказала о своем расследовании — в частности о том, что отец обеспечил алиби принцу Джанхону. В наказание за утаивание свидетельств король лишил отца его титула. И вот уже несколько недель отец каждый день спешил к дворцовым воротам и ждал, не прикажет ли король изгнать его из королевства или казнить; ждал в любую погоду — при дожде, солнце и ветре — решения своей участи.
— Хён-а.