Красный дворец

Я споткнулась, вытягивая руки. Нога скользнула по холодному камню, но этого почти не было слышно за рыданиями. Я выровняла шаги. Если не взять себя в руки, я вообще не смогу идти, застыв от страха. Отчасти я и хотела остановиться, сесть и спрятаться от этих рыданий. Глаза так и не привыкли к тьме. Не было даже вспышки света. У меня не было ни спичек, ни фонаря.

А в голове звучали слова Водяного:

«Я оборву твою историю».

Первая угроза. Я глубоко вдохнула и попыталась унять дрожь в пальцах. Теперь я понимала, что это не уловка. Водяной хотел, чтобы я изменила его судьбу, и пока я буду выполнять эту цель, я не умру. А вот боль…

Рыдания превратились в стоны. А потом снова стихли до всхлипываний.

Я замерла, а на сердце стало тяжело.

— Отец? — хрипло выдохнула я.

Было что-то жуткое в этом месте, где я не могла видеть сквозь тьму. Здесь не проникал никакой свет. Ничто. И это ледяным кулаком сжимало мою грудь. А если плакал отец? Если он не покоится с миром, а застрял навеки в… пустоте?

— Ты меня слышишь? — сказала я. Скрыть дрожь в голосе не удалось. Я не могла вынести мысль, что отец мог попасть в такое место. — Отец.

Беспокойство охватывало меня. Как пробиться сквозь эту тьму? Я глубоко дышала, стараясь успокоиться. Аллертон сказал, что сражаться нужно магией. Он был прав. Я должна использовать силу. Я призвала магию, и ветер окружил меня.

«Создать бы пламя. Тогда я осветила бы путь, — подумала я. — Пламя связано со злостью».

Я сложила ладони чашей, вытянув перед собой руки. Я их не видела, но представить могла, и сосредоточилась на этом. Я три раза сжала ладони в кулаки, пытаясь разозлиться так, как это было, когда я смотрела на погребальный костер отца. Кожу покалывало от воспоминаний жара огня на лице, танца пламени в воздухе.

Я не стану снова тем человеком. Нужно лишь притвориться такой.

И эта мысль успокоила меня. Я могу призвать этот гнев и управлять им. Вот только вместе с ним пришла и печаль.

Впрочем, страх был хуже скорби. Страх того, что отец застрял в таком месте. Что он страдает и плачет. Страх подгонял меня действовать.

— Все равно я скорблю постоянно, — громко сказала я, сжав зубы. — Нужно это сделать.

Выбора не было. Но печаль все еще останавливала меня. Я не хотела испытывать ту злость, что была во мне, когда тело отца уплывало по реке. Но должна была.

Без света я даже не пойму, кто плачет. Я не узнаю, отец ли это. Слезы покалывали глаза.

«Это видение, — напомнила себе я. — Это не реальность».

Но, по словам Саши, часть правды в них была. И правда была основой.

Рыдание прерывалось паузами. Оно разносилось эхом, напоминая сразу три голоса. Я обернулась, быстро дыша, паника сжимала сердце.

Я заставила себя сосредоточиться на том, что знала. Я не могла победить Водяного без четвертой стихии. И я могла выбрать: остаться во тьме или копнуть глубже и отыскать эту силу.

Сосредоточься.

Отец.

Пламя.

Эндвин.

Злость.

Я закрыла глаза и отпустила это чувство. Оно разгоралось, причиняя боль. Ярость заполняла меня, охватывая полностью. Я блокировала это чувство, потому что оно разрушало, и мне было больно от этой злости. Я вскрикнула, слезы потекли из глаз.

Огонь поднимался выше. Жар бежал по венам. На лбу выступил пот, я должна была управлять огнем. Я должна всеми силами не дать себе взорваться огнями. Щеки пылали от усилия, но я успокоила дыхание.

Я открыла глаза.

Огонь вспышкой молнии сорвался с моих пальцев. Водопадом он исходил от меня, освещая всю комнату.

Вот только это была и не комната вовсе.

С огромным огненным шаром в руках я оглядывала место, в котором оказалась. Я понимала, что не смогу удерживать пламя долго. Я смотрела на все вокруг беглым взглядом, поворачивая голову. И понимала, что я посреди широкого пространства, где не было ничего, этого я и боялась.

Все вокруг было черным или серым. Пол был каменным, но не из плит, как в Красном дворце. Он простирался в бесконечность серым камнем. А вместо стен была тьма.

И только один силуэт выделялся в этой пустоте. Человек.

— Отец!

Я бросилась к нему, но почти сразу поняла, что это вовсе не мой отец. Я не ожидала увидеть здесь этого человека.

Я с трудом узнала его. Он был в рваных лохмотьях. Лицо его посерело, он лежал на спине. В его серых глазах не было жизни, они, остекленев, смотрели вверх. Его рот был приоткрыт. Я поняла, что он не мог плакать. Он не мог издавать звуки мертвым горлом. Но я все еще слышала в голове его плач. Я слышала боль. Из его сердца. Его души.

Мертвец посреди пустоты был королем, и я скривилась. Огненный шар задрожал, грозы взорваться. Я подумала о воде — дожде, реках, спокойствии. Она отозвалась быстрее, чем огонь, может, потому что я отчаянно хотела погрузиться во тьму и не видеть больше эти глаза.

* * *

Саша была рядом, когда я проснулась, и я тут же заметила ее хмурое выражение лица.

— Что ты видела? — тут же спросила она, не дав мне толком открыть глаза.

Попав в видение, я упала с кресла, и теперь болел затылок. Но, ощупав голову пальцами, я не нашла кровь, лишь небольшую шишку. Я поднялась на ноги и с осторожностью устроилась в кресле.