Красный флаг: история коммунизма

В наши дни традиционный коммунизм мертв. Мао Цзэдун все еще безмятежно взирает на площадь Тяньаньмэнь, а коммунистическая партия Китая давно отказалась от большинства принципов марксизма. Этому примеру последовали Вьетнам и Лаос. И все же внезапный закат коммунизма прибавил ему загадочности. Что же тогда выражает тающая на глазах группа пенсионеров, выходящая на демонстрацию в годовщину Октябрьской революции[5]: неужели это тот национализм, который я видел в 1984 году, или социалистический идеализм 1987-го, или остатки авторитаризма консервативного состарившегося поколения?

III

О коммунизме написано много работ, в которых авторы обращаются к этим и другим вопросам, но понять его сущность им часто мешает строго политический характер описания и, соответственно, возможность множества противоречивых интерпретаций. В целом различные подходы к описанию коммунизма складываются в три мощных конкурирующих направления.

Первое, берущее начало в трудах Маркса, составляют работы, ставшие официальным кредо всех коммунистических режимов и повествующие о том, как в разных странах рабочие и крестьяне под руководством мудрых философов-марксистов свергали враждебных буржуев-эксплуататоров и ступали на светлый путь, ведущий к коммунизму. Коммунизм представляется земным раем, в котором человечество не просто будет жить в материальном изобилии, но также при идеальной демократии, гармонии, самоуправлении и равенстве. Он также описывается как рациональная система, сложившаяся в результате действия законов

Даже в 1990-е годы большинство участников этих демонстраций не достигали пенсионного возраста, а в начале XXI века процент молодежи на коммунистических мероприятиях заметно вырос. исторического развития. Такая история коммунизма, основа марксистско-ленинской идеологии, была неотъемлемой частью учения во всех коммунистических странах вплоть до их неожиданного краха. В 1961 году, например, советский лидер Никита Хрущев предсказывал, что Советский Союз достигнет обещанного коммунистического рая к 1980 году^{3}.

С началом холодной войны мало кто вне коммунистического блока и коммунистических партий верил в такое развитие истории, и западные обозреватели предпочитали развивать одну из двух альтернатив. Первую, наиболее популярную среди левоцентристов, можно назвать историей модернизации, в которой коммунисты выступали в роли не столько героических освободителей, сколько рациональных модернизаторов, ориентированных на решение технических задач, на развитие своих бедных и отсталых государств. Как ни прискорбно, их деятельность на ранних стадиях сопровождалась излишней жестокостью (это было неизбежно в условиях сопротивления, с которым они столкнулись, и глобальных экономических и социальных перемен, которые они предлагали). Однако впоследствии они поспешно отказывались от жестких репрессий. Действительно, хрущевское отречение от террора после смерти Сталина показало, что коммунизм поддается реформам. В 1960-е и 1970-е годы некоторые даже заговорили о постепенном сближении нового модернизированного коммунистического Востока и социально-демократического Запада на основе общих ценностей процветающих государств и государственного регулирования рынка^{4}.

Второе направление охватывает такие работы, которые можно назвать повествованием о репрессиях. Оно популярно среди более резких критиков коммунизма^{5}. Для них коммунизм — темная история ужасов и невероятной жестокости, продолжительных репрессий ничтожного меньшинства в отношении запуганного большинства. В рамках этого направления существуют разногласия вокруг сущности коммунистического меньшинства. Одним оно видится фактически сообществом внеидеологических политических руководителей, стремившихся возродить консервативную бюрократию и тиранию прошлого под маской «современного» коммунизма. Расправа Сталина со своими оппонентами внутри партии рассматривается, таким образом, не как марксистская идеология в действии, а как диктат нового царя^{6}. Такое объяснение распространено среди левых антисталинистов. Оно было развито Троцким в книге «Преданная революция», обличающей Сталина, и блестяще представлено в повести-притче Дж. Оруэлла «Скотный двор»[6]. Для других, более враждебно настроенных против социализма, коммунисты — вовсе не воплощение авторитарных лидеров прошлого, а порождение марксистско-ленинской идеологии^{7}. Они навязывали народу неестественный порядок, стремясь распространить свою доктрину, создать нового социалистического человека и установить тоталитарный контроль над обществом. Очевидным результатом такого утопизма стали жестокие репрессии по отношению к любому, кто отказывался подчиниться^{8}.